Так и произошло с одним уголовным делом по факту торговли наркосодержащими веществами, в частности «маковой соломкой». Были изъяты около 20 килограммов маковой соломки и переданы старшине на ответственное хранение. Но когда потребовалась новая экспертиза, то выяснилось, что в мешке, где она хранилась, пусто. Мешок завязан и опечатан, но внизу мешка была огромная дыра. Мы (следователь и я, оперуполномоченный уголовного розыска) просто в шоке. Человек полгода под стражей, а вещественных доказательств нет. Судить уже не за что.
— Это как? — выдавил из себя следователь. — Это что?
— Это крыса, — заявил нам старшина. — Прогрызла мешок и сожрала весь мак.
Мы понимали, что хозяин каптерки явно не ангел, но такого не ожидали. Следователь был настолько взбешен, что недолго думая опечатал каптерку и назначил ревизию в рамках своего уголовного дела. Через два часа комиссия начала ревизию, и вечером стало известно, что эта дерзкая «крыса» оказалась законченной наркоманкой. Ею были съедены наркосодержащие вещественные доказательства по семи делам. Кроме того, она оказалась ещё и алкоголичкой, так как более сорока бутылок коньяка и виски, изъятых в рамках уголовного дела, возбужденного в отношении директора кафе «Колос», были разбиты, а содержимое исчезло. На закуску она сожрала новенький костюм «Адидас», две пары джинсовых брюк, туфли и кое-что по мелочи. Скандал был громкий, но без лишнего шума в прессе. Тогда это было не принято.
«Крысе» далее пять лет общего режима.
Коньяк «Ани» — чудо вкуса
Это было в 1987 году. Утром, как обычно, иду на работу в свой районный отдел милиции пешочком, так как мною уже точно установлено, что тремя транспортами от моего дома до работы добираться надо час и более, да еще в давке и «на нервах», а вот пешком — всего сорок минут в любую погоду и спокойненько. Казалось, всё как всегда, но в этот день, уже входя в отдел, я по оживленному «движению» некоторых своих коллег понял, что случилось что-то очень неординарное.
— Миша, ты не представляешь, что тут такое! — пожаловался дежурный, выглянувший из каптерки. — Ребята из ОБХСС ночью задержали целую машину армянского коньяка. И без документов. Разгрузили и заперли у нас в комнате отдыха дежурного.
При этом лицо дежурного было очень настороженное. Это я мягко ещё выразился. И я представил себе его состояние. Бутылок пятьсот. Коньяка. Армянского. И без документов. В отделении милиции, в котором служило двести двадцать мужчин, «поклявшихся» не употреблять алкоголя.
— Пулемету входа поставь, — искренне посочувствовал ему я.
И поднялся на второй этаж, к себе в отделение уголовного розыска. Я был заместителем начальника уголовного розыска, а так как начальник розыска был в это время в отпуске, то его обязанности исполнял я. На утренней планерке я узнал, что коньяк из дорогих сортов. Назывался «Ани». Двадцать пять лет выдержки. Действительно пятьсот шестьдесят бутылок. Армянский. Чудо вкуса. Все мои попытки узнать оперативную обстановку за истекшие сутки разбивались о повторный рассказ, что это «Ани», армянский, двадцать пять лет выдержки — и так далее. Поняв, что мне это не победить, я решил возглавить. Поручив всем работать по материалам по своим зонам, я пошел в ОБХСС. К начальнику отдела.
— Выручайте, а то назревает бунт. Или начальство нам головы пооткручивает.
— Сочувствую. Сам бы не прочь, но в данном случае ничем помочь не можем. Это не настоящий коньяк. Подделка. А что налито в бутылки — неизвестно. Может оказаться технический спирт. Помрете к чертовой матери. Послали на экспертизу. Через пару дней станет известно.
— А что водитель говорит?
— Ничего толком. Говорит, что его просто наняли перевезти груз. Левый рейс. Неизвестные ему люди. Приметы, которые он описывает, для двадцати миллионов подойдут. Или для тридцати. Грузили в его машину на улице прямо с другой машины, номера которой он не помнит. Видел, что ящики с бутылками, но документы ему никто не показывал. Указали, куда отвезти, дали задаток. Сопровождали на «Жигулях», но когда его ГАИ остановила, то «Жигули» скрылись. Номер тоже не запомнил. Может врет, может и правда. Вот его объяснение.
— Врет. Бутылок по государственной цене тысяч на двадцать, а по ресторанной — вдвое. И ничего не знает? Врет. Где-то цех объявился. «Перестройка». Вот и они перестраиваются.
— Возможно. Но фактов у нас нет.
— А давай его к нам? Найдем факты.
— Нельзя силу применять. Дело хозяйственное. Тут бумаги нужны.
— Никакой силы. Гарантирую. Будут тебе бумаги.
— Ну, тогда давай. Попробуй.