Милюков

Правда, непосредственным результатом временного отстранения от университета было расставание с девушкой, за которой ухаживал Павел, не исключая возможности жениться на ней. Ее имени и фамилии он в воспоминаниях не называет. Да и чувства, по всей видимости, глубокими не были. Во всяком случае, вопросы девушки о карьерных перспективах молодого человека показались ему оскорбительными, отношения быстро охладели, а затем и прекратились. В уже цитированном письме сыну Павел Николаевич писал: «Несчастная любовь нанесла мне первые тяжелые удары, которые я считал концом своего морального существования… [но] со временем (на самом деле очень быстро. — Г. Ч., Л. Д.) увидел, что всё это — этапы саморазвития и что жизнь не кончается на первых впечатлениях и первых неудачах»^{98}.

Интимную жизнь в то время принято было держать в большом секрете, так что мы не знаем, были ли у Милюкова до женитьбы сколько-нибудь длительные плотские связи (очень трудно себе представить, что полный сил спортивный молодой человек был настолько поглощен академической и общественной деятельностью, что полностью пренебрегал женским полом). Во всяком случае, никакими конкретными данными на этот счет мы не располагаем.

Нужно было как-то провести время до восстановления в университете. Речь шла не об очень длительном периоде — Павел, судя по всему, был исключен в конце марта 1882 года; следовательно, в его распоряжении было пять месяцев, включая летние каникулы. Он ни минуты не колебался, когда приятель брата по Техническому училищу Кречетов, располагавший средствами, да и с повадками, как писал Милюков, «молодого купчика»^{99}, предложил составить ему компанию в поездке по Италии. Поездка предполагалась за счет спутника. Но, опасаясь, что путешествие окажется пустой тратой времени, Павел предложил, что поедет как бы за свой счет — возьмет у Кречетова нужную сумму взаймы на несколько лет. Тот согласился. Такое решение оказалось правильным, ибо уже в самом начале путешествия Кречетов стал задерживаться в том или ином городе, то ли увлекаясь местными случайными достопримечательностями, то ли просто предаваясь загулу. В результате спутники скоро расстались, и с мая по август 1882 года Милюков путешествовал один.

Это была его первая зарубежная поездка, к которой 23-летний молодой человек тщательно готовился по справочникам и путеводителям, а затем и по художественным монографиям, распределяя маршрут по дням и даже по часам. Между прочим, полицейские власти России оказались достаточно снисходительными — вначале выдали Милюкову после отчисления из университета бумаги на право проживания во всех городах России, а затем, 5 мая 1882 года, заграничный паспорт.

Венеция, Падуя, Болонья, Пиза, Флоренция с их великолепными памятниками искусства Средневековья и Возрождения буквально пролетели перед его взором. В Риме (включая Ватикан) Милюков провел целый месяц. Здесь он получил разрешение на занятия в грандиозном Ватиканском музее и даже на выполнение эскизов со скульптур^{100}. Затем последовали Неаполь с развалинами Помпей и, наконец, остров Капри. Завершая путешествие, он оставил в памятной книге на горной вершине Капри запись: «Quid notum neminititis scribam litteris nomen? Ignotus utmaneam, hae solae sufficiunct. P. M., Mosquensis» («К чему писать всеми буквами никому не известное имя? Чтобы мне остаться неизвестным, достаточно и этих одних. П. М., москвитянин»). Запись вроде бы скромная. Но не видится ли за этими словами стремление к тому, чтобы его имя стало известным? Во всяком случае, несомненно, что Павел Милюков при всём пристрастии к художественным ценностям Италии уже подумывал об этом. Видимо, это закономерно — человеку, не стремящемуся к славе, идти в политику не следует.

Но тяга к политике еще не доминировала, хотя и ощущалась. Милюков стремился прежде всего построить основательную научную карьеру, а сделать это наскоком было невозможно. Необходимы были глубочайшие знания в избранной области. Овладение ими, тем более на итальянской земле, доставляло истинную радость. Вообще создается впечатление, что организованность и методичность, жесткое распределение времени сочетались у молодого человека с юношеской романтичностью, увлечением тем, чем он занимался, не замечая времени.

В течение всей заграничной поездки Павел рано поднимался с постели и шел в очередной музей к открытию, проводя там обычно целый день. Был случай, когда он так углубился в созерцание через окно в Капитолийском музее в Риме так называемой Tabula iliaca — каменной доски рубежа нашей эры с изображением эпизодов Троянской войны, что не услышал предупреждающего звонка о закрытии музея и, подойдя к выходу из зала, обнаружил, что дверь заперта. Пришлось через окно звать на помощь. Смотрители, ругаясь, отворили дверь и выпустили нарушителя, предварительно обыскав его.