МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 5

Стерх молчит и держится своей линии о Лёле со стойкостью достойной лучшего применения. Ни мне, ни отцу не удалось, ни слова вытянуть из него, кроме того, что он сказал нам. По его всё более довольному виду ясно, что она и правда, с ним.

Через три недели после их возвращения с этой самой Мадейры, он заявил, что Лёля хочет забрать Митю и заботиться о нём сама, а привозить к нам он его будет, как теперь забирает пару раз в неделю.

В этот день я чуть не разбил ему лицо в очередной раз после этого заявления.

– Митю тебе ещё?! Пусть сама Лёля придёт сюда и скажет, что забирает Митю у меня!

Но Стерх спокоен, насмешлив даже:

– Не дури, Легостаев, она – мать, она нужна ему больше всех нас.

Я вцепился в него, схватив за оказавшийся удивительно мягким свитер на груди:

– Победителем считаешь себя?!

– Я с тобой не соревнуюсь, – он отцепил мои пальцы от себя. – Ты сам себя победил, как всегда, – он, не спеша оправил свой прекрасный свитер, и снова посмотрел на меня: – Не надо таким идеальным быть, нормальным людям тошно от твоего нимба и белых крыльев.

Я остался в некотором замешательстве после этих его слов. Они приходили мне на ум поминутно с того дня…

Но то, что Митя теперь бывал у нас наездами, очень облегчило и сильно обеднило нашу с отцом жизнь. В ней не было теперь женщин. То есть была, но ОНА была глобально и незримо, а по-человечески не было никого. Ни женского голоса, ни тепла, ни чисто материального присутствия, что сразу любое помещение превращает в дом. Она создала этот дом, сделала его домом и ушла, но он остался, во всём её. Она чувствовалась здесь во всём.

Поэтому мы оба с отцом не хотели уйти отсюда. Хотя ему полагалось служебное и очень хорошее, между прочим, жильё – целый каменный дом в Новоспасском, да и моя служебная квартира была очень недурна – две комнаты с кухней в половине крепкого дома, там и хозяйка была, кормила бы меня и убирала. Но мы предпочли остаться здесь, словно ждём её возвращения. Как когда-то на «Суше».

– Пап, как ты думаешь, не взять ли мне дежурства ещё в Областной? Ехать недалеко…

– Денег мало?

Деньги у меня были. За прошедший год я зарабатывал много, а трат у меня почти не было, так что накопилось даже. Хотя по привычке, приобретённой в прошедшие десять лет, я не мог позволить им просто лежать и обесцениваться, поэтому я создал долларовый счёт, чувствуя, что пока что это лучшее вложение. Но я привык много работать, и тихая районная больница была слишком тихой для меня, даже с обязанностями начмеда, в которые я начал входить, с амбулаторным приёмом, выездами по вызовам. Я всё же был недостаточно занят, особенно теперь, когда Митя будет с Лёлей…

Лёля… я стараюсь не произносить её имя даже про себя теперь, когда я знаю, что она со Стерхом и всё правдоподобнее становится версия событий, выказанная вслух отцом, что она ушла из-за того, что… Правдоподобно и логично, если не знать Лёли, как знаю я…

И всё же… и всё же, она со Стерхом, он-то при всех своих прежних преференциях, в том числе при Москве. И хотя Лёля никогда за столицу не держалась, наоборот именно она всё время хотела уехать, но в наше время жить в Москве – это счастье. Во всех смыслах. Я это понял очень отчётливо, получив свой первый зарплатный квиток здесь… И хотя за деньгами я никогда не гонялся, но оскорбительно низкая зарплата огорчила меня. И ведь я совмещаю и должность начмеда, и полставки амбулаторного приёма… все, конечно получают так здесь, не жалуются. Я не рассказываю никому о том, что моя зарплата в Склифе была на порядок выше.

Но отец, полагаю, потерял ещё больше. Я спросил его об этом.

– Зарплата? – он усмехнулся, – сынок, мои доходы на прежнем месте складывались не из профессорской зарплаты. Те завкафы, что на зарплату живут, на метро ездят в старых пальтишках и с затёртыми портфельчиками в руках, – сказал я, зная отлично, как стали жить теоретические кафедры в новые времена. Да и клинические далеко не все так процветают как наша… Но здесь мои доходы, конечно, сильно упали, нет ведь теперь богатых и влиятельных пациентов, которых надо тишком подлечить от дурной болезни.

Опять же сотни ниточек разнообразных полезных связей, налаживавшихся годами, тоже все остались в прошлом. Но с другой стороны, на черта мне здесь эти связи? Появятся новые со временем, я всегда умел налаживать отношения с людьми.

– Хочешь сказать, ты не жалеешь, что уехал из Москвы? Что оставил кафедру? – настаивает мой сын.

– Я… – он посмотрел на меня: – не спрашивай, о чём я жалею, будто ты сам не знаешь этого… Без неё мне тошно было бы и в раю.

– Давай проследим за Стерхом и узнаем, где она?

Отец засмеялся в первый раз, по-моему, за последние несколько недель:

– Думаешь, это поможет вернуть её?.. Ох, если бы всё было так просто…– усмешка растворилась. – Да и… не проследишь ты за Стерхом. Я пытался сделать это ещё в те, давнишние времена. Как и ты. Скажешь, нет?