Миллиардер. Ледовая ловушка

В трубке что-то щелкало, потом слегка задыхающийся голос произнес:

– Алло? Алло? Барышня, но ничего же не слышно!

– Профессор? – перебил Андрей. – Говорите, я слушаю.

– Андрей Львович! Рад вас слышать! Извините, что отвлекаю…

– Все нормально. Вам что, наладили телефонную связь?

– Да нет, – сокрушенно вздохнул профессор. – Спутник по-прежнему не функционирует, сидим, как на необитаемом острове. Я звоню из Хабаровска, выбрался сюда на пару дней.

– Это удачно, – сказал Гумилев. – А Ева осталась в лагере?

– Что? – растерянно переспросил Покровский. – Ева? Да, я как раз насчет Евы вам и звоню. Извините, что беспокою вас, но что-то никак не могу с ней связаться. Телефон у нее недоступен, а дома ваша… э-э… горничная все время отвечает, что ее нет, но не уточняет, когда можно перезвонить… А у нас, между прочим, проект горит!

Сердце Гумилева пропустило несколько ударов.

– Подождите, профессор… Я ничего не понимаю. Зачем вы ищете Еву дома, если она в тайге?

– Андрей Львович, как так – Ева в тайге? Это что же, что ж, поехала к нам и не предупредила? И когда ее ждать? Не время сейчас на вертолете летать, можно спугнуть морлоков!

Андрею стало страшно. Он понимал: прежде всего надо убедиться, что этот старик – не какой-то шут, а настоящий профессор Покровский, что он действительно в Хабаровске, что он, в конце концов, говорит правду – и только потом давать волю эмоциям, но страх был сильнее рассудка.

– Алло! Алло! Андрей Львович! Алло! Ну вот, и здесь неполадки со связью, – бормотал в трубку Покровский.

– Да-да, я здесь. Профессор, Ева должна была появиться у вас на базе в ночь на семнадцатое августа, во время новолуния.

– Ну да, семнадцатого к нам прилетела очередная группа ученых. Но, извините, вашей жены там не было! – старческий голос звучал расстроенно и слегка напряженно: похоже, Покровский не мог понять, то ли Гумилев так шутит, то ли действительно надо волноваться. – Я все-таки не страдаю склерозом!

– Но она присылала мне письма! Каждые три дня, с вертолетом! Пилот отправлял их из Хабаровска!

– Андрей Львович, голубчик! Какой там вертолет раз в три дня! Мы боимся беспокоить морлоков! Я сам добирался сюда на перекладных – сначала на джипе, потом…

– Подождите! – властно прервал его Гумилев. – Я видел видеозаписи! В том числе этих ваших морлоков. И как минимум две записи, на которых моя жена таскает на руках маленькую рыжую гориллу!

– Это не горилла. Это Рыжик – детеныш снежного человека. Наша уникальная находка! – нащупав тему, в которой он чувствовал себя уверенно, профессор, наконец, перестал бормотать и заговорил твердым голосом. – Только его сейчас даже наши грузчики на руки не поднимут – он за лето вымахал так, что теперь весит не меньше центнера! Это Ева его еще по весне нянчила, когда он совсем крохой был, даже говорить не умел…

– Но она сообщала в письмах новости о вашей жизни! – не желал сдаваться Андрей. – Как какой-то Васькин разрисовал лицо краской на манер морлоков и ходил пугал всех на станции. Как кто-то запаролил вход в туалет!

– Да, было такое. Летом – мы об этом Еве писали. Сама она этого не видела. Андрей Львович, – профессор сделал печальную паузу, – регулярная связь с базой стала невозможной после того, как вышел из строя спутник. Ева никак не могла отправлять вам письма. Никак.

Гумилев молчал. Он ощущал только звенящую пустоту внутри себя. Самое страшное уже произошло. Ева исчезла почти три недели назад. Где теперь искать ее следы?

– Спасибо, профессор. Мы разберемся, что произошло, – Гумилев не дал ошарашенному Покровскому попрощаться и положил трубку.

Он вернулся в кабинет и быстро, скомканно довел совещание до конца. Не потому, что видел в этом смысл, а потому, что нужно было ухватиться за какую-то соломинку, чтобы не утонуть в подступающих волнах безумия.

Когда эксперты вышли из кабинета, он открыл почту, нашел последнее письмо от Евы и включил воспроизведение видеофайла.

– Андрей, дорогой, у нас сегодня сказочная погода, – безмятежная Ева сидела в своей лаборатории и говорила в камеру мобильного, который держала в правой руке. – Жаль, что на улицу не выбраться: морлоки сегодня подошли близко к станции, загоняют медведя. С утра такой ор стоял! А Рыжик научился говорить мое имя. Правда, на свой лад. От звериного акцента мы, видимо, никогда не избавимся, – Ева засмеялась и перевела камеру на детеныша снежного человека, игравшего в углу с изрядно покусанным футбольным мячиком. – Рыжик! Иди ко мне, – позвала она, и существо, радостно швырнув мяч в стену так, что он расплющился в блин, рвануло к Еве, забралось к ней на колени и уткнулось носом в шею. – Ну-ну, тише. Как меня зовут? Ну же, как меня зовут?

Существо задумчиво посмотрело на Еву, потом в камеру, которую она держала, и гордо прошепелявило:

– Мам-Ефа! Мам-Ефа! Моя Мам-Ефа!

– Надеюсь, у вас все хорошо, – Ева перевела камеру на себя. – Я очень по вас скучаю, скоро вернусь. А пока мы с Рыжиком передаем вам с Марусей привет! – она схватила малыша за лапку, на которой уже хорошо просматривались двухсантиметровые когти, и помахала ею в камеру.

Запись закончилась.