Миллиардеры. История крупнейших финансовых династий

В своем роскошном п претенциозном дворце на знаменитой Пятой авеню в Нью-Йорке она устраивала пышные приемы, тщательно составляя списки приглашенных. Постепенно эти приглашения в дом миссис Астор стали предметом гордости и зависти. Гости миссис Астор не помнили или не хотели вспоминать, каково происхождение богатства Асторов. Впрочем, многие из них пришли к огромным состояниям столь же бесчестным и противозаконным путем, как и сами хозяева.

Салон миссис Астор все же вошел в историю Соединенных Штатов. В своей книге «Развитие американской цивилизации» Чарлз и Мэри Бирд пишут о миссис Астор:

«Часть нью-йоркской плутократии оказалась под влиянием организатора светской жизни миссис Уильям Астор, которая сумела навязать своему городу, а косвенно и всей стране, определенный стиль жизни… Когда королевствующая наследница [Асторов] на правах супруги взяла в свои руки управление жизнью нью-йоркского общества, у нее имелись все материальные основания, необходимые для выполнения такой роли. У нее были [поистине] королевские драгоценности, и она по-королевски носила их.

Миссис Астор создала свой «двор» и тщательно подбирала его придворных – только четыреста человек, ибо больше не могли вместить стены ее бального зала. У нее были герольды, возвещавшие о каждом ее шаге, а ослепленная пышностью публика и газеты так же охотно, как аристократические печатные издания монархов, распространяли придворные новости для сведения всех тех, кто не был допущен к участию в этой полной блеска жизни… Эксперимент оказался неожиданно удачным, и салон миссис Астор выполнял свою роль в течение многих лет».

Приемы миссис Астор имели широкий резонанс по обе стороны Атлантики, и поэтому Уильям Уолдорф Астор по прибытии в Англию стал подражать им. Он начал приглашать в свои дворцы Кливден и Хевер-Кэстл избранных гостей и вскоре завел знакомства в кругах британской аристократии. Связи и деньги облегчили ему получение титула лорда, Чарлз и Мэри Бирд пишут об этом прозаически:

«Обычным путем он приобрел титул пэра и оказался в палате лордов среди английских владельцев прядильных фабрик, королей мыла и табака, газетчиков (речь, видимо, идет о владельцах газет. – Г.Я.) и богатых биржевиков».

Первый лорд Астор умер в 1919 году, оставив своим наследникам (в Америке) состояние в 100 миллионов долларов. Второй лорд получил в наследство дворец в Кливдене, где по примеру своего отца и миссис Уильям Астор из Нью-Йорка стал устраивать великосветские приемы. Но этот второй лорд Астор и его жена леди Нэнси Астор не довольствовались своим положением в высшем свете – их амбиции простирались и на область политики. И это приводит нас к сути дела, отраженной в данном разделе.

* * *

Английское слово «эпписмент» (appeasement) не имеет эквивалента в польском языке. Костюшковский словарь предлагает переводить его как «успокоение, ублаготворение, умиротворение», что вполне приемлемо с точки зрения лексикографической, но далеко не отвечает политическому содержанию этого слова, как его трактовали в тридцатых годах. Речь тогда шла о политике уступок Гитлеру, о попытке «ублаготворить» диктатора Третьего рейха. Сторонников такой политики в народе называли «эпписерс», что можно перевести как «соглашатели», «примиренцы».

Хотя это покажется не очень логичным, однако следует сказать, что политика «умиротворения» зародилась в Англии еще до прихода Гитлера к власти в 1933 году. Почти сразу после окончания первой мировой войны и подписания Версальского договора в Англии нашлись люди, которые придерживались мнения, что условия договора слишком суровы и что Германии надо каким-то образом возместить ущерб. Сторонники подобных взглядов (а среди них оказались некоторые видные политические деятели и «интеллектуалы») таким способом давали выход своим антифранцузским настроениям (они утверждали, что Версальский договор был навязан Германии именно Францией) и антисоветским злобствованиям.

Английские историки Мартин Гилберт и Ричард Готт в своей книге «Умиротворители» (“The Appeasers”) в качестве типичного примера, характеризующего таких людей, указывают на видного английского экономиста Джона Мейнарда Кейнса. По мнению последнего, Версальский договор содержал много таких условий, которые «могут разорить Германию или затормозить ее развитие в будущем». Гилберт и Готт добавляют:

«Многие англичане соглашались с такой оценкой. Стыдясь того, что было ими сделано, они искали козлов отпущения и возможностей исправить ошибку. Такого козла отпущения они нашли в лице Франции, а удовлетворение – в политике «умиротворения».