А парень неожиданно выдаёт:
Покорми его, девочка, а? Ну, пожалуйста? — и умоляюще складывает руки на груди.
Покормить с ложечки взрослого мужика, у которого одна рука точно рабочая?! Да люди, у которых обеих рук нет, едят ногой, своими глазами видела по телеку! Кстати, у Сафарова вся правая сторона в порядке, ешь, чем хочешь: хошь рукой, хошь ногой, без разницы.
Пожалуйста? — повторяет телохранитель и смотрит так, будто вот-вот расплачется.
Его умоляющий взгляд не оставляет мне выбора. Оставив ложку на столе, я решительным шагом направляюсь к палате нашего вип-пациента. Второй телохранитель, офигев от моего твёрдого, даже жёсткого взгляда, отскакивает от двери, как резиновый мячик. Я чувствую себя суперменшей, которой под силу укротить дикого зверя.
Вхожу. Опираясь спиной о подушки, Сафаров изучает содержание заламинированного листа чёрного цвета. В голове мелькает мысль, что где-то нечто подобное я уже видела, но где — с ходу вспомнить не могу. На постели стоит прехорошенький деревянный столик на ножках и с бортиками по краям. На нём — тарелка с какой-то запечённой в сметанном соусе рыбой, щедро политой кетчупом и с двумя листочками салата, которые по замыслу повара, видимо, должны были придать блюду привлекательность, корейский салат, пирожные, чай.
Увидев меня, Сафаров с улыбкой говорит:
Не представляешь, Марта, как я тебе благодарен! А то думал уже, голодным останусь. Ты присаживайся, пожалуйста, — и отодвигается в сторонку, освобождая мне место.
Но я, указывая пальцем на столик для завтрака, спрашиваю:
Где вы взяли этот обед?
В огромных чёрных глазах — искреннее недоумение. Потом, кивнув на заламинированный лист, Эльдар говорит:
В местном ресторане выбор блюд оказался небольшим. Пришлось выбирать из того, что имелось в наличии. А это, — кивает на тарелку, — осетрина по-московски.
В голосе Сафарова звучат (!) извиняющиеся нотки. Видно, ему самому очень неудобно за эту порнографию на тарелке. А я, наконец, вспоминаю, где видела заламинированный лист чёрного цвета. Ну, конечно! Это нечто иное, как ресторанное меню.
Есть у нас в Медвежьем ресторан, называется “Элитный”. Однако на самом деле это ещё та забегаловка! Когда-то в этом здании располагалась столовая. А с приходом в нашу жизнь капитализма из столовки сделали ресторан. Конечно, можно было бы за жителей райцентра порадоваться: дескать, и сюда добралась цивилизация. Только столовая сменила вывеску и (чуть-чуть) интерьер, а всё остальное осталось, как прежде, включая советское меню.
Спустя некоторое время в Медвежьем раз за разом открылись три кафе. С современным интерьером, сносным обслуживанием, неплохой кухней и всегда свежими блюдами. Ясен пень, все местные стали ходить туда: и просто вечерком посидеть, и отметить какое-нибудь событие. А бывшая столовая находится в самом центре, да ещё название имеет заманушное, вот приезжие и ломятся в ресторан “Элитный”, не зная, что в райцентре есть места получше.
Однако я никак не ожидала, что СБ миллиардера купится на вывеску, от которой за версту несёт нафталином. Ведь, если верить нашей с Таней сменщице Марии Сергеевне, в начале 90-ых вывеску “Элитная” можно было увидеть даже на сапожной мастерской. Потом в моду вошли иностранные названия, а в бывшей столовой по-прежнему ничего не меняется.
Я с ухмылкой подхожу и аккуратно убираю на тумбу маленький столик. Сафаров смотрит на меня с интересом и говорит:
Ну, наконец-то, Марта, я увидел улыбку на твоём лице! Знаешь, тебе идёт улыбаться, — и добавляет: Зубы ровные, белые и, что ещё важнее, — настоящие!
Мне хочется чем-нибудь в него запустить. Но с пациентами так вести себя не положено. Поэтому как можно более задушевным тоном я говорю:
Видите ли, в чём тут дело, Эльдар Амирович. Стационарным больным, независимо от их диагноза, нежелательно есть печёное или жареное. Так что, — развожу я руками, — покормить вас не получится. Вы же не хотите заиметь ещё и проблемы с желудком?
А ты хочешь, чтобы я умер от голода? — улыбается Сафаров и берёт меня за руку.
Я пытаюсь аккуратно высвободиться, а когда у меня это не выходит, я чуть наклоняюсь, делая вид, будто хочу поправить другой край постели. Краем глаза замечаю, что Сафаров пялится в вырез моей рубашки. Его взгляд прожигает. Чувствую, что ноги слабеют. Однако я помню о своём намерении. Как будто бы невзначай я касаюсь его больного плеча. Эльдар коротко вскрикивает и отпускает мою руку. Мне его ужасно жаль. Но что делать, если по-другому мой невероятно обаятельный пациент не понимает?
Ой, простите! — я отступаю на шаг назад.
Взгляд Сафарова принимает то сумрачное выражение, которое меня изначально зацепило. Смотрю на него и понимаю, как же права была Любовь Успенская, когда пела знаменитую: “Пропадаю я”. Я тоже вот-вот могу пропасть. Нахожусь буквально на грани. На грани того, чтоб упасть в объятия Эльдара. Потому что он… — герой моего романа.
Встряхиваю головой, чтоб прийти в себя. Ведь между ним — успешным и очень красивым мужчиной, и мной — провинциальной девушкой, нет и не может быть ничего общего.