А почему «Первые Лица»? Опять всё просто и не просто в то же время. Все люди на Земле – Первые Лица по отношению ко всему живому. Но людей надо организовать, чтобы они вспомнили о своей ответственности. И для этого нужна крутая дисциплина и определённый Закон, в который посвящены лишь принадлежащие к сообществу. Другие же все считаются ворами, то есть обворовывающими самих себя на путях обычной серой жизни. Воров ловят и приговаривают к несению наказания. Несение наказания – это как раз программа подготовки к вступлению в «СПЛ», где человек вновь осознаёт свою функцию и учится быть полезным в собственной нише – дупле сообщества.
Оговорюсь, что по убеждениям Чоков, Мастеров моего племени, выверенным на опыте, все люди уже совершенны в своём корне и единственно, что требуется – не мешать этому совершенству проявлять себя в цветении и росте. Я, как молодой Мастер – Чок, подтверждаю это всем сердцем и каждой ладонью (знак приятия и поклонения божественному источнику жизни). Кстати, Чок – это звук лопающегося плода, в изобилии дарящего с благодарностью свои соки природе – матери, и настоящий Чок тот, кто научился изливать (дарить) свои внутренние соки (индивидуальную энергию) людям, дабы слиться с ними в единстве общего акта созидания.
– Грёбаная жизнь!
– Мы приветствуем тебя!
Мы, новобранцы, стояли с наголо выбритыми головами в две шеренги и орали, что было мочи как заведённые. Я вообще не люблю шум. Дед всегда говорил: «Где шум – там неправда». Поскольку я не помню родителей, Дед для меня единственный символ человека, достигшего запредельного мастерства во всём, что касается жизни и её проявлений. Если я говорю «Дед», то не заблуждайтесь на этот счёт. Это не родич – развалина, который лишь доживает свой век и которому поклоняются только в меру лживого уважения к дряхлости и старости. Я поклоняюсь Мастерству в любом его проявлении. А мастерство жизни – самое большое искусство. Этому пониманию опять же меня научил Дед. Вот откуда берутся корни моего уважения. Старость и лицемерное уважение здесь ни при чём. Дряхлость и узость мышления я ненавижу больше всего в жизни. Дед никогда не был ни старым, ни дряхлым. В свои 102 года он ушёл в «Храм Тайны» как рыцарь, а не как калека…
Мои размышления оборвало лёгкое движение энергии внизу около моей пятки. И хотя размышления никогда полностью не выключают моего внимания, но здесь я ностальгировал, а поэтому уловил это движение чуть позже долей секунды, чем обычно.
Кто-то из новобранцев решил подбить мою пятку во время движения. Видимо, звук щелчка плёточки, всегда стучавший сильнее о мою ладонь, чем о плечи других новобранцев, приводил к ложному заключению о моей полной несостоятельности. А я и не собирался никого разубеждать в этом. Мне было абсолютно здорово, как Чоку, наслаждаться внутренним совершенством в образе этакого долговязого неповоротливого шмеля, который постоянно путается в листьях травы. Среди Чоков это означало: быть внешне уязвимым, наслаждаясь мёдом внутри себя.
Сзади кто-то вскрикнул. Это недалёкий жук-носорог, вообразивший себя быстрой белкой, вместо моей пятки, заблаговременно убранной из-под его подсечки, угодил в голень рядом идущего, заодно подхлестнув и свою собственную. Началась всеобщая свалка. Плёточка кормчего мухой летала над головами новобранцев, копошащихся в общей куче. Мне пришлось присесть в стороне в позу срубленного пенька (ноги, согнутые перед собой в коленях) и созерцать эту кучу-малу.
Когда всех построили заново, я уже занял обычное своё место в строю, совсем как ни в чём не бывало. Завтрака, на который направлялась наша группа, мы были лишены все. Для меня не составляло особого труда «избегать пищи» неделю-две, месяц, два месяца. Но мне искренне было жаль других. Их лица прямо-таки зверски выражали состояние душераздирающего голода, а взгляды напоминали состояние скрюченных жучков-короедов, которых бросили в ямку с водой. Короеды обычно корчатся в воде и тонут, от чего желудки их всё равно остаются пустыми.
Кормчий отправил всех рыть ямы под новый забор, а сам вернулся в жилой «загон», якобы по делам администрации. Но я подозревал, а тренированные чувства никогда не обманывают: он просто пошёл набить мешочек своего желудка чем-нибудь удобоваримым. Я привык также лакомиться корой с деревьев или соком трав в поле, но решил не привлекать ничьего внимания подобной экзотикой. Вместе со всеми пришлось копать мать-Землю. Хотя меня немножко покоробило без просьбы у Земли прощения беспокоить её грудь обрубком с железкой на конце, который все называли почему-то «лопатой». Я бы лучше назвал это «корябалкой по живому». Обидно, когда на твоих глазах другие, да и ты сам причиняют боль ни в чём не повинному живому существу, а тем более собственной маме-земле. По опыту Чоков с Землёй можно общаться-разговаривать, целовать, гладить ладонями её шероховатую поверхность-кожу, переносить на необходимые ей места дождевых червей-санитаров, которые буравят для неё дыхательные ходы.