Миллион и один день каникул

Дальше я постараюсь передать точно, что было на экране. Менге вскочил, испуганно озираясь. Женщина схватила ребенка и, прижав его к себе, стала медленно падать. Она упала на колени, не выпуская из рук сына, и тот заревел во весь голос. Менге шагнул было к ней, остановился, приложил ладонь к груди и очень осторожно присел на скамейку. Мимо бежали какие-то люди с раскрытыми ртами, но звука уже не было…

Потом во весь экран возник человек в черном. Он стрелял из автомата. Стрелял в другого, кричащего человека. В старика. Совсем как в старинном кино.

— Хватит!

Менге сорвал с головы обруч.

— Хватит, — устало повторил он.

Обруч соскочил с коленей, покатился по полу. Никто его не поднял — мы сидели подавленные. Менге сжимал подлокотники, тяжело дышал.

Соня повернулась к отцу:

— Что это было?

Менге кивнул на нас:

— Они знают.

— Мы не знаем, — сказал я, поднимая обруч. — Можно?

Оно казалось таинственным — это литое кольцо. Приятно было держать его. Очень хотелось сунуть в него голову.

— Попробуйте, — разрешил изобретатель.

И получилась комната с белым облачком сирени и кроватью. А в кровати сидит Каричка. А рядом стою я.

«Ты не летишь на Марс?» — говорит Каричка.

«Нет».

«Только не падай больше».

«Постараюсь».

«Я подарю тебе песню».

Я испуганно схватился за голову. Черт возьми, как естественно звучали голоса этих призраков!

Наверно, у меня был странный вид. Все засмеялись.

А Игорь — вот чудак! — вызвал лабораторию с Андреем Прозоровым и усадил себя за пульт счетной машины. И тоже чего-то испугался, сорвал кольцо.

— Соня, выйди, пожалуйста, — мягко попросил Менге, когда мы убедились в реальности нового визуализатора.

Соня молча вышла и включила в гостиной музыку.

Менге мерил маленькими шажками комнату, усы его подрагивали.

— Не знаю, как определят это врачи-специалисты, но я могу сказать, что это такое. — Менге остановился, строго посмотрел на нас. — Страх.

Мы молчали, в дверь билась бурная музыка.

— Да, чувство страха, давно забытое людьми. Оно совсем неизвестно вашему поколению… И отчасти моему. Но оно осталось в словарях — тревожное состояние от испуга, от грозящего или воображаемого бедствия. Оно осталось и в нас, вы понимаете меня? В самой глубине. В наших клетках. В наследственной памяти. Вы это видели.

Менге задыхался от волнения, он почти кричал. Подбежал к стене, открыл новый ящик, вынул крохотную, как таблетка, коробочку.

— Возьмите. Запись на пленке.

Мы поблагодарили за подарок.

— Только не говорите Соне. Ей, знаете, ни к чему. — Менге уже успокоился.

— Извините за иллюзиатор, — сказал Игорь. — Я не про этот, а который на улице. Тот мне в самом деле не нравится.

Изобретатель рассмеялся.

— Кому как. Наши приборы днем увеличивают пространство, а ночью создают разные картины.

— Я все равно этого не пойму, — упорствовал Игорь. — Есть точная физика четырех миров, у каждой свои законы. И пусть все будет так, как есть.

— Резонно, — согласился Менге. — Но иногда хочется все видеть, не сходя с места.

Мы распрощались.

Соня просто сказала:

— Приходите к нам.

Менге улыбнулся своей доброй улыбкой:

— Если захотите побеседовать, милости просим.

…В эту ночь я не спал. Игорь — вот железный человек — как лег, сразу провалился в глубокий сон. Не столько разыгравшееся воображение, сколько гнетущее беспокойство заставляло меня ворочаться с боку на бок. Я пробовал убедить себя, что выполнил свой долг — вручил подаренную пленку Акселю Бригову, который, бегло просмотрев ее, отправил с посыльным на ракетодром, к профессору Питикве. Я говорил себе: «Если Аксель не спит, пишет свои уравнения, то тебе надо отдохнуть, тебе завтра — какое завтра, уже сегодня! — работать». А второе «я» тут же возражало, причем не менее аргументированно: «Каричка спит, и Соня, и тысячи людей мирно спят, а где-то ходит облако, нанося подлые удары. Так как же ты можешь спать!»

Я лежал и вспоминал наши гонки, обманы Тампеля, бегущих на экране людей, речи на Совете, старался воссоздать ясную картину действий облака. И незаметно для себя стал думать о Менге и почему-то именно с ним затеял спор, в котором, конечно, преимущество было на стороне Менге, так как он задавал вопросы.

Я: Есть физика четырех миров: микро, макро, космо и мега. Мир частиц. Мир человеческих вещей. Мир изученных галактик. Мир метагалактик. И законы каждого из этих миров человек узнал лишь тогда, когда отказался от привычных своих представлений, применяя безотказный инструмент смелых идей. Так что, добрый Менге, не стоит украшать наш город галактиками — он для этого слишком мал. Как сказал мой друг Игорь Маркисян, пусть все будет так, как есть. Долой иллюзии!

Менге: Насчет размеров города — резонно, хотя идея с галактиками мне нравится. Но к какому миру принадлежит ваше облако, если оно само без приглашения появляется в Тампеле и других городах таким оригинальным способом?

Я: Вопрос не из легких. Мне кажется, оно из предпоследнего или последнего мира. Скорее — из метагалактики, раз оно умеет делать то, чего не умеем мы.

Менге: Значит, это более мощный, чем наш, разум или его создание?

Я: Возможно.