Миллион миллионов, или За колёсиком

Алёша сидит на высоком табурете, облокотившись о верстак и, не отрываясь, следит за работой стоящего перед ним небольшого механизма. В чем заключается эта работа и что это собственно за механизм, Мхов не понимает; встав за спиной у сына, он удивленно разглядывает нечто, построенное из старого метронома, конусообразного прибора в деревянном корпусе, принадлежавшего матери Мхова, Алёшиной бабушке.

Метроном, установленный на allegro, громко стучит в тишине мастерской, мерно и быстро качается из стороны в сторону тонкая, потемневшая от времени, металлическая стрела. Это-то само по себе понятно, но зачем у вершины прибора вертикально закреплен циферблат от будильника? Зачем и за счет чего ходит туда-сюда резиновый приводной ремешок, выходящий из основания метронома и пропущенный над втулкой позади циферблата? Что, в конце концов, означают движения циферблата, раскручиваемого приводным ремнём сначала по часовой стрелке, а потом против? Или наоборот? Сначала против, а потом по часовой?

Мхов отчего-то медлит спросить, не решается оторвать сына от напряжённого вглядывания в функционирование странного механизма. Он лучше подождёт. Прибор работает, по всей видимости, уже давно; слишком часто сын моргает, трёт уставшие глаза. Скоро кончится завод, метроном остановится, тогда можно будет обо всём разузнать.

Так и есть. Через какие-то минуты качание стрелы становится натужным, приводной ремень тормозится, частота колебания циферблата уменьшается, наконец, стрела застывает в крайнем правом положении, не в силах совершить обратный ход. Стоп машина.

Сын вздыхает, морщась, трёт затёкшие локти, улыбается отцу.

— Что это, Лёш? — спрашивает Мхов, как ему самому кажется, слишком всерьёз.

Алексей смущённо пожимает плечами, потом говорит:

— Машина времени.

— Времени? — Мхов несколько озадачен, он, скорее, ожидал услышать про что-нибудь вроде вечного двигателя. Машина времени, по его мнению, — это не в меру серьёзно для 12-летнего пацана, пусть даже такого продвинутого, как его сын. Тот молчит, и Мхов продолжает:

— И как она работает?

— В каком смысле? — немного растеряно спрашивает Алексей.

— В смысле времени, — не отстаёт Мхов. — Как на ней… э-э-э… путешествовать?

— Путешествовать? Куда? — сын вроде как удивлён.

— Как куда? Это же машина времени, ты говоришь? Значит, по времени.

Алексей осторожно дотрагивается до прибора пальцем, улыбается — больше, похоже, внутри себя.

— Так как? — Мхов начинает терять терпение.

— Пап, я думаю, что по времени путешествовать нельзя, — вдруг решительно произносит сын и глядит на отца серьёзно, излишне серьёзно, думает Мхов.

— А зачем тогда эта машина? — И усмехается, сын сам загнал себя в тупик.

Алексей пробует объяснять:

— Время, оно как бы само… а машина времени его…

— Что само? Куда его? — наседает Мхов.

— Пап, ну я не знаю как это сказать!

Мхов немного утомился:

— Ну ладно, ты скажи, что вообще должно происходить?

Сын разводит руками:

— Пока не знаю. Может, уже происходит.

— Ну-ну. Можно посмотреть? — Мхов берёт механизм в руки. — Так, это понятно, так… А сам-то ремень у тебя от чего запускается?

— Стрелка метронома толкает штуку одну там внизу, — объясняет Алексей, — а от неё уже ремень…

— Что за штука?

— А ты сними нижнюю крышку.

Мхов берет с верстака отвёртку, переворачивает метроном и принимается за винты в его основании. Всё-таки сын у него, что надо сын, умный парень, рукастый. Да и он сам молодец, что проявляет интерес к его интересу, потому как…

Оба-на!

Рот Мхова мгновенно наполняется кислой слюной, ноги слабеют, сердце щемит от чёрной тоски. Он застывает, тупо уставясь в нутро изделия, сработанного руками его сына. К горлу подкатывает тошнота, Мхов изо всех сил борется с ней, конвульсивно сглатывая дурную слюну. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но сын, встревоженный произошедшей с ним переменой, прогоняет наваждение.

— Пап, а пап! — Алексей теребит рукав его рубахи. — Ты чего, а?

К Мхову постепенно возвращается способность соображать, говорить, действовать. Он слабо кивает на предмет, закреплённый в основании метронома:

— Ты где это взял?

— Нашёл.

— Где?

— За домом. За бассейном. А что?

— Ничего-ничего. — Мхов старается быть спокойным. Так. За домом. За бассейном. То есть там, где давным-давно, во времена его детства, была зольная яма. И где теперь, как и по всему участку, копаются немцы, устраивая, прокладывая свою хитрую пиротехническую систему. Ну понятно. Ладно.

— Ты знаешь что, Лёх, — осторожно говорит он. — Давай мы сюда что-нибудь другое подберём. Приладим. А это, — он показывает на облезлую металлическую штучку, — я того… Ладно?

Сына разбирает любопытство. Оно оказывается даже сильнее чувства протеста, знакомого каждому, чью работу хотят испортить. Он спрашивает:

— А что это, пап? В чем дело-то?

— Да ничего, ерунда. — Мхов уже поддевает отверткой так переполошивший его предмет, расшатывает, достаёт его на свет божий.

— Только осторожно, — бубнит Алёша, — не повреди там ничего.

Сын, похоже, всё-таки обиделся, ну ладно, переживёт.