Следующим виднелся промышленный чоппер с длинным носом, в который был встроен ведущий двигатель. Любопытная конструкция: огонь из дюз бьёт назад и проходит сквозь цеховую часть, участвуя в производстве – так корабль одновременно и перевозит товары, и создаёт. Экономия. Дальше красовался большой пассажирский лайнер, похожий на дельфина, а за ним медленно сплеталась и расплеталась маленькая яхта с гигантскими парусами из цветных нитей: они то вздымались, то сжимались, повинуясь веянию легчайших космических ветров. Все эти суда пройдут Врата в течение десяти минут. А сейчас была очередь пары космических пешеходов.
Их пальцы сплелись, и они синхронно шагнули вперёд.
В коннект-зале Врат было тепло, влажно и темно. Значит тот, кто их вызвал и встречал, принадлежал к расе, для которой эти условия естественны и привычны. Но какой именно? Из темноты раздалось глухое щёлканье.
– Одиссей Фокс? – сухо и надтреснуто спросил немолодой человеческий голос.
– Он самый, – хрипло и невыспанно ответил детектив.
По стене зала прошёл едва слышный шелест и скрип. Воображение рисовало жутковатые картины, Фокс потёр лицо, пытаясь разглядеть собеседника посреди густой, скрадывающей подробности полутьмы, но в глазах человека без апгрейдов не было нужных фильтров. Зато Ана у него за спиной ощутимо поёжилась.
– Кхлац-кхлац, – стоящий напротив то ли прокашлялся, то ли прохрустел старыми костями. – Благодарю, что прибыли на мой зов. Это дело первоочередной важности и экстренной серьёзности. Я пульсирую от желания изо всех сил сжать вашу слаботельную конечность и размозжить её от переполняющих меня чувств.
Из темноты возникли две чудовищных клешни, затем две здоровенных, и наконец две просто больших. Все шесть отростков воплощённого ужаса потянулись к сыщику, хуже того, они потянули из темноты своего обладателя: явно не человека. Это был примерно двухметровый в высоту и трёхметровый в ширину… хм… гибрид краба с зергом. Такой расы Фокс ещё не встречал. Ана, судя по тихому восхищённому оху-вздоху, тоже.
Бронированный от природы и заскорузлый от прожитых лет, крабитянин был похож на UFO из кошмара уфолога с какой-нибудь примитивной планеты. Эта нелетающая тарелка стояла на двенадцати членистых ногах и тянулась к человеку тремя парами угрожающе приоткрытых клацалок.
Фоксу искренне захотелось увернуться от чудовищных клешней, развернуться прочь от незнакомца, со скоростью света вернуться в родной гамак, свернуться там калачиком, перевернуться на правильный бок, отвернуться от забот – и возвратиться в сон, который был бесцеремонно прерван срочным вызовом. Но он не поддался уютному соблазну. Уж если детектив ответил на экстренный зов, принял аванс и совершил экспресс-переход через Врата (оплаченный принимающей стороной), то обязан проснуться и помочь клиенту.
Фокс встретил ближайшие клешни и постучал по ним с подобающим уважением и силой. Ай, больно! Броня краба была усеяна мелкими наростами, которые не так уж и затупились от возраста.
– Как вас зовут?
Крабитяне, по-видимому, не умели говорить: они сухо пощёлкивали клешнями и переступали членистыми ногами. Их язык был языком тел. Чудище издало серию лёгких сухих звуков, покачнувшись туда-сюда, а переводчик озвучил человечьим голосом:
– Мистер Щёклдер, эскраб.
– Хорошо, мистер Щёклдер, в чём дело? Что у вас стряслось?
– У меня украли монокль, – трагично констатировал краб.
– Ээ?? – только и спросил Фокс.
– Золотой, фамильный, прекрасный. Дорогой моему сердцу. Монокль, ясно вам?
Ана едва слышно хихикнула. Межпланетный сыщик секунду пялился на чудище, пытаясь понять, насколько происходящее было шуткой и розыгрышем, а насколько всерьёз. Оплата Врат туда и обратно плюс гонорар – дороговато для розыгрыша!
Мистер Щёклдер знал, что у сыщика отсутствует нейр, информация об этом входила в базовый пакет условий найма Фокса. Но всё же упрямо попробовал передать ему информацию. Когда это предсказуемо не удалось, крабитянин суетливо щёлкнул клешнями (переводчик саркастически буркнул: «Умилительно, чудесно») и раскрыл визиограмму. Перед Одиссеем возникла полусфера из хрусталя в оправе из красноватого материала, напоминавшего золото. Штуковина крепилась на изящной витой цепочке с острым штырём, который вбивают прямо в панцирь. Красиво. И ясно, почему переводчик назвал её «монокль»: полусферу надевают на один из стебельчатых глаз краба. Похоже на признак статуса и ясно, почему вещица настолько ценна.
– Я почти не вижу в темноте, – сообщил Фокс. – А у вас наверняка фильтры. Можете сделать посветлее?
Ах, лучше бы он не просил. В зале просветлело и стало видно, что позади старого чудища к стенке жмётся полтора десятка молодых, ростом Фоксу по пояс. Целое поле колышущихся отростков и внимательно выпученных глаз. Брр. Их клешни ещё не окончательно отвердели, поэтому щёлкание сливалось в мягкий шелест и скрип.