Миллион Первый

Закончив пятый курс художественно-графического факультета и защитив диплом, я поехала в Сибирь в поселок Средний, станция Белая Иркутской области. Такова судьба жен военных, и я не была исключением. А будучи дочерью военнослужащего, с детства привыкла кочевать с одного края необъятной страны в другой. После Забайкалья, мыса Шмидта и острова Врангеля Сибирь меня не пугала. И думала я не о занесенном снегом маленьком военном городке в глуши, а о любимом человеке, глаза которого вспыхивали от радости, когда он смотрел на меня. Я ехала к нему волнуясь, сердце учащенно билось, когда я представляла нашу встречу.

Мы начали совместную жизнь в трехкомнатной коммунальной квартире, в которой занимали одну комнату. Там, в ожидании очереди на квартиру, жили еще две молодые семьи. Окна замерзали, нижняя часть стен покрывалась инеем. Кроме кровати, раскладушки и маленького столика ничего не было. В окно смотрела кочегарка, дымившая круглые сутки. Снег вокруг нее был серым от угля.

На раскладушке до моего приезда спал земляк Джохара, Руслан Шахабов. Все наши семейные вечера мы проводили вместе. Часто ходили в Дом офицеров смотреть новые кинофильмы, читали книги (в библиотеке был неплохой выбор), играли в шахматы или карты. Я с удовольствием готовила ужин на троих, скучно нам никогда не было. У Руслана был превосходный музыкальный слух, и он часто пел чеченские песни, иногда по моей просьбе наигрывал на аккордеоне мотивы, которые мне особенно нравились. Очень часто я просила его исполнить мою любимую мелодию «Караван». Под звуки волнующей восточной музыки я грезила наяву, представляя мерно покачивающиеся спины верблюдов, персидские ковры, балдахины, прекрасных невольниц.

«А что видишь ты?» — поинтересовалась я как-то у Джохара. «Я вижу себя бедным одиноким монахом с черным дырявым зонтиком, бредущим по бесконечной пустыне навстречу ветру», — ответил он, и перед моими глазами мгновенно возникла ожившая японская миниатюра. Вместо восточной неги — образ мужества, упорства, аскетизма и… печаль. Резкие тени, и никого вокруг. «А какие твои любимые цвета?» Он немного подумал и сказал: «Белый, черный и желтый…» Необычный выбор. Белый — чистая страница жизни, на которой история еще будет написана. Черный на втором месте означает бунт против судьбы во имя первого цвета. Желтый, цвет солнца, символизирует неистощимую энергию, устремленность вперед и в то же время счастье, славу, бодрость духа. Плохо только, что рядом черный. Бунт и отречение в золотом сиянии солнца.

Трагедия чеченского народа всегда оставалась черной пропастью в его сердце, я не видела дна безграничному отчаянию, которое вспыхивало иногда в нем. Он вспоминал, как мальчиком собирал летом в запущенных садах фрукты и сдавал их на приемный пункт, что-бы на вырученные деньги купить себе школьную форму. Никто не догадывался, каких трудов ему стоило появляться в школе одетым не только не хуже других детей, а даже с каким-то подчеркнутым изяществом. Многие из его ровесников, не имея иного выбора кроме голодной смерти, начавшие красть в Казахстане, продолжали заниматься воровством и в Грозном. Малолетние воришки этим просто бравировали. Они гоняли по крышам голубей и по нескольку раз смотрели индийские фильмы «Бродяга» и «Господин 420», где героями были такие же беспризорные и отчаянные, но неунывающие персонажи. Они не обращали никакого внимания на милицию и весело распевали песенку «Цыпленок жареный». Одного из них как-то особенно допекла милиция, и он, убегая, залез на крышу трехэтажного дома. Десятилетний мальчишка носился от одного края к другому с криком «я враг народа!», каждый миг рискуя сорваться и сломать себе шею.

«Хочешь увидеть мое детство?» — как-то спросил меня Джохар и повел в гарнизонный Дом офицеров на просмотр обошедшего всю страну американского фильма «Генералы песчаных карьеров».

Дети Чечни были не Просто сиротами, каких много оказалось в стране после недавней войны, но и маленькими изгоями, отмеченными, как разбойничьим клеймом, крамольным словом «чеченец». Один из старших братьев Джохара и самый любимый, Халмурз, в 16 лет попал за решетку, когда вступился за тщедушного подростка, озверело избиваемого здоровенным кряжистым мужиком, владельцем большого дома с садом, за несколько украденных яблок, и в пылу драки убил обидчика ножом. Халмурз вышел из тюрьмы только перед смертью, в 40 лет. Ему постоянно набавляли срок: этот неисправимый смутьян не признавал воровских законов, в одиночку сражаясь с окружавшим его враждебным миром. И он выиграл эту неравную и бесчеловечную по своей жестокости схватку! В конце концов ему подчинилась вся тюрьма, по просьбе начальника он навел в ней порядок, всеми силами стремясь установить столь желанную его сердцу справедливость.