Наконец мы выехали на одинокую темную поляну. Газик, разворачиваясь, осветил фарами застывшие деревья, их ветви напомнили мне распростертые лапы невиданных зверей. Туман, клубясь возле кустарников и растекаясь потоками по впадинам, полз, как живое существо. Какая первобытная, мрачная красота! «Придется нам провести ночь здесь, дальше видно будет», — сказал Джохар. Было холодно. Как я не старалась уснуть — все было бесполезно. Мы с Мовлихан, прижавшись друг к другу, перебирали события этой ночи. «После удара по дому Абу я подождала минут двадцать, а потом начала купаться, — рассказывала Мовлихан. — Когда начался налет, не помня себя от страха, я протиснулась под зеркальное трюмо (до сих пор не пойму, как у меня это получилось) и оттуда увидела, как упала на пол и разбилась горящая керосиновая лампа. Не знаю, почему не вспыхнул керосин, который ручейком потек прямо ко мне. Все было, как в замедленной съемке… Потом кое-как оделась и прибежала в ваш дом, потеряв по дороге тапочки». «Мы тоже растерялись, — сказала я, — сначала спасали друг друга, а потом поняли, что это бесполезно, если погибнем, то все сразу, от одной бомбы. Джохар, потрепав Деги по плечу, ласково посмотрел на него: «Тоже лез спасать…». Гляжу, в темноте кто-то маленький пытается закрыть собой мою голову, обнимает меня».
«О чем думали, когда бомбили?» — спросил нас Джохар. «О том, как покрасивее перед смертью принять позу», — отшутилась Мовлихан. А я, как только самолеты уходили на новый круг, носилась по дому с полиэтиленовым пакетом, спешно закидывая в него все, что под руку подвернется: яблоки, печенье, хлеб с маслом. Вот только воду забыла. Свою большую сумку с одеждой я закинула в уазик в первую очередь. Хоть Джохар и посмеивался надо мною иногда, женщина остается женщиной при любых обстоятельствах…
У Деги в рюкзаке оказались заранее положенные небольшая кинокамера и портативный компьютер, с которым он никогда не расставался.
Постепенно все замолчали и начали засыпать. Глядя на Мовлихан, прислонившуюся головой к оконному стеклу уазика, я задумалась. Мне было жаль эту молодую красивую женщину. После бессонной ночи, обычно веселая и энергичная, она притихла и побледнела. Каштановые пряди выбились из-под ее платка и рассыпались по плечам. Она была замужем за Вахой десять лет и за эти годы успела родить ему трех прекрасных сыновей. Только большая любовь к Вахе помогала ей переносить трудности, привычные любой сельской женщине. Молодой городской девушке, сначала было нелегко успеть все сделать и в доме с детьми, и в коровнике. Там, кроме двух бычков и двух коров, находился недавно появившийся на свет теленок. Я почувствовала его рождение однажды ночью. Сарай с коровами примыкал к нашей стене. Какое-то странное чувство переполнила мое сердце. И утром, когда оживленная Мовлихан зашла к нам в дом, я спросила ее о теленке. Кажется, она не очень поверила, что я узнала о его появлении на свет во сне, а не наяву. Мы начали подбирать имя. В ответ на мое предложение назвать теленка Зорькой или Звездочкой Дуки предложил старинное чеченское имя «Пердовс». Как мы тогда смеялись! Что же теперь будет с нашим маленьким стадом?..
Когда Мовлихан проснулась, мы стали искать, что бы надеть ей на ноги, и обнаружили в машине у Абу припрятанные им несколько пар военных ботинок. Сейчас он был завхозом и отличался большой прижимистостью. Так вот куда Абу ботинки дел! Незадолго перед этим мне приснился Магомет Хачукаев, который попросил обувь. Дуки приказал Абу раздать десять пар бутсов «сахъ» нашим ребятам. Вахе ботинки Абу давать отказался, потому что он не числился в охране Президента. Я зашла на кухню. Ваха и не пытался протестовать.
— Какой у тебя размер? — спросила я.
— Сорок пятый, — ответил он.
Я направилась к Абу, уже выходившему за дверь.
— Почему ты не дал Вахе ботинки? У него размер такой же, как у Магомета. Знаешь, как бы он обрадовался…
— Ботинок больше нет, — отвечал Абу.
Поднявшись на цыпочки, я прошептала ему прямо в ухо:
— А Дуки велел тебе раздать десять пар, а не три.
— Тогда на складе ничего не останется, — не унимался он.
— А на складе есть еще сто пар.
Абу вконец расстроился:
— Вечно эти женщины лезут, куда им не надо! — Вахе ботинки отдал.
Мовлихан надела найденные нами бутсы и, честное слово, выглядела в них совсем неплохо.