Воинские части воевали под разными флагами: одни — под российскими, другие — под красными — бывшими советскими, а некоторые — под черными, с черепом и скрещенными костями для устрашения, придуманными ими самими. Нередко воинские части сражались между собой и посылали снаряды друг в друга. Разложение России зеркально отражалось в моральном облике армии. Мародерство не скрывалось. Командиры, у которых был транспорт, вывозили из оставленных чеченских домов мебель, ковры, холодильники, телевизоры. Танкисты сидели в танках на коврах, обложенные подушками. На пальцах у многих солдат-наемников сверкали бриллиантовые кольца и перстни, на шеях болтались золотые цепочки. Они грабили беженцев, пьянствовали, накачивались наркотиками. Хватали на улицах ни в чем неповинных людей, искали боевиков, определяя их по мозолям на пальцах и синякам на плече от ношения огнестрельного оружия. Увозили и расстреливали людей на консервном заводе, выполняя завет царского генерала, «покорителя» Чечни, Ермолова: «Хороший чеченец — мертвый чеченец, чем больше расстреляешь, тем меньше останется». Убивали без суда и следствия — за косой взгляд, за смелое слово, просто потому, что «рожа» не понравилась. Фильтрационные пункты, концентрационные лагеря располагались не только в Чечне — в Минводах, Ставрополе, Моздоке. Кто их считал, погибших? 120 000 — это только приблизительная, заниженная цифра. И не зря первые бомбежки Грозного и мирных беженцев, покидавших Чечню, дали такой прилив добровольцев. «Оружия!»- стискивая зубы, требовали они, глядя, как сбрасываются бомбы на невинных людей. «Оружия!» — скандировали толпы на площадях в объединяющем порыве ненависти и негодования, делавшем братьями вчерашних кровников.
4 октября 1995 года, наконец-то мне и Деги предоставилась возможность выехать в Чечню. Нас встречали в Киеве, в Баку, везли через Дагестан украинцы, азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы — люди разных национальностей. Все старались помочь, чем могли. В маленький автобус в Хасав-Юрте набилось много народу. Я сидела на заднем сиденье, скромно одетая, отвернувшись к окну и закутав лицо теплым шарфом. Документы на девичью фамилию вместе со всеми остальными прошли незамеченными, периодические проверки на блокпостах беспокоили меня меньше, чем любопытные взгляды пассажиров. Меня все знали в Чечне, а любая конспирация, как я убедилась, не выдерживала испытания у чеченских женщин. Больше всего выдавал голос, надо было молчать любой ценой, иначе каждое слово могло оказаться роковым. Чтобы избежать расспросов я, съежившись у окна, демонстративно покашливала и придерживала у горла шарф. Вскоре мне действительно стало тяжело: воздух в автобусе нагрелся и меня бросило в жар. Как завидовала я тем, кто сидел, раздевшись и свободно откинувшись. Долгих 2 часа ехал автобус до города, а там мы пересели в легковую машину.
Грозный потряс меня своими руинами, я его не узнавала. Черные, мрачные, обвалившиеся стены с обгоревшими проемами вместо окон, какие-то пустоты, провалы там, где прежде возвышался прекрасный город.
Зданий, которые были украшением улиц, не существовало. Я ехала, ясно ощущая нереальность окружающего, это был страшный сон, от которого никак не можешь очнуться. Каждый метр был обагрен кровью бесчисленных жертв… Обугленные деревья — расщепленные взрывами, искореженные — казалось, безмолвно взывали о пощаде, простирая к небу черные руки-ветки.
После ночи, проведенной у друзей, меня отвезли в селение Рошни-Чу, в гостеприимный дом Даяна, многочисленное семейство которого знала вся республика. К нему приезжали журналисты, в нем часто велись переговоры о перемирии. Дом стоял на смертельно острой грани двух враждующих миров. Дочери Даяна принимали огромное количество гостей, стирали военную форму, сушили ботинки, убирали, гладили, готовили круглосуточно. Хозяевам терпения было не занимать. Здесь останавливался иногда Магомет Хачукаев, телохранитель Джохара и мой названный третий сын. Вот здесь, в этой самой комнате, возможно, на этой кровати спал он всего месяц назад. Всю ночь, не сомкнув глаз, я думала о нем…8 октября. Как могло случиться, что он погиб так нелепо и неожиданно?
Самолеты налетели внезапно, с четырех сторон, и устремились на дом Даяна. Это была цель, определенная заранее. Конечно, предательство… В доме у Даяна должен был состояться военный Совет во главе с Джохаром. Совершенно случайно он с командирами выехал на час позже и, подъезжая к селу, увидел пикирующие с ревом самолеты и клубы черного дыма.