Миллион Первый

Джохар часто навещал Халмурза и как мог старался облегчить его участь. Его выпустили досрочно, но через год он скончался. Я видела лишь фотографии Халмурза и была поражена неукротимым мужеством, светившимся в его глазах. Наверное, таким был абрек Зелимхан Харачоевский, отважный отшельник, десятки лет скитавшийся в горах ради одной неугасимой страсти — увидеть родину свободной. Легенды о них, рыцарях-одиночках, благородных защитниках обездоленного народа, бережно передаются вайнахами из поколения в поколение. Вместо сказок детям рассказывают были о подвигах дедов и прадедов, называя род героя, село, в котором он рос. Во многих старинных башнях, между почерневшими от пороха стенами, белеют человеческие кости. Сколько лет омывают их дожди, овевают ветры. Кто знает, быть может, это и есть останки великих титанов — народных заступников из чеченских сказаний…

Перед своей смертью Халмурз очень хотел увидеть Джохара, но так и умер, не дождавшись его. Три дня потом Джохар лежал на его кровати, отвернувшись к стене и отказываясь от пищи. Он очень переживал, что не застал брата в живых. Что Халмурз хотел сказать ему на прощание, осталось тайной для всех.

Глава 4

Наш брак стал для меня постижением огромного духовного мира древнего народа, незаслуженно униженного И угнетаемого. Вместо, казалось бы, вполне понятной ненависти к себе я почувствовала понимание и увидела грусть в глазах тех, кто встречал меня в Грозном в первый мой приезд.

Мы торжественно готовились к этой поездке. Заранее были куплены хорошие подарки всем сестрам и племянницам Джохара, насколько это позволяла скромная зарплата старшего лейтенанта. Я сама сшила себе пастельных оттенков шелковое платье с пелериной и маленьким воротником-стоечкой, отделанным белым кантом. Джохар подобрал мне ослепительно белую кружевную шляпку, белые перчатки, и неожиданно я превратилась в изысканную светскую даму. Мне было немного неловко появляться на людях в таком виде, но Джохар уверенно вел меня под руку, а рядом с ним я ничего не боялась.

Теплым июньским вечером мы приехали в Грозный. Пока добрались до поселка Катаямы, где находился дом старшего брата Басхана, уже стемнело. Дом был таким же, как у всех соседей: из красного кирпича, обнесенный длинным кирпичным забором и окруженный садом. Напротив темнел навес.

Меня торжественно усадили на стул в центре двора. Я сидела, словно экзотическая заморская птица в своем экстравагантном наряде, при виде которого у каждого входящего внезапно отнимался язык. Тонкий расчет Джохара я поняла лишь значительно позже. Посмотреть на невесту сбежалась чуть ли не вся улица.

Тогда жениться на русской было большой смелостью, и подобный шаг вызвал всеобщее негодование. Но я об этом ничего не знала!

Двор быстро заполнялся людьми, мужчины проходили в дом, девушки стояли около входа, застенчиво прижимаясь к стенам. Ах, сколько здесь было детей! Полуголые, уже успевшие загореть, они выскакивали из темноты и убегали обратно в сад, оглашая окрестности гортанными криками. «Дети природы, — подумала я. — И как же их много!»

Никто не знал, как со мной обращаться, как и я, разумеется, не понимала, как себя вести. Но уже на другой день я освоилась, познакомившись поближе с родственницами Дуки, так звали Джохара домашние. Здесь почти у каждого было второе имя, которое давала человеку родня. И мне, как выяснилось, нельзя было называть настоящими именами братьев и сестер Дуки.

Особое почтение оказывалось старикам и вообще старшим по возрасту. Их всегда встречали стоя, не смея сесть до тех пор, пока не получат разрешения. А так как людей приходило очень много, вскакивать приходилось то и дело. Легче было стоять, как, впрочем, и поступали молодые люди во дворе, встречавшие и провожавшие гостей.

Я удивлялась про себя этим прямо-таки китайским церемониям. Впрочем, потом мне стало многое ясно, и чем глубже я погружалась в новый для меня мир, чем больше усваивала чеченские обычаи, тем лучше понимала связь между излишне, как поначалу казалось, сложной системой бытовых ритуалов и поистине удивительными моральными ценностями, составляющими менталитет чеченского народа. Воспитание детей с младенчества в духе самоотверженности и послушания старшим приносило удивительные плоды. Любой сельский мальчишка-родственник, увидев меня впервые в жизни, вежливо осведомлялся, как мое здоровье и здоровье моих родителей (которых он в глаза не видел), живы ли они, не нуждаюсь ли я в чем-либо и нужна ли ого помощь. Я с уважением и благодарностью смотрела на этих маленьких мужчин.

Никогда раньше не ощущала, как много значат род и его поддержка. Две племянницы, семнадцатилетняя Марет и шестнадцатилетняя Асет, не отходили от меня ни на минуту, стоя у меня за спиной как два ангела-хранителя и потихоньку подсказывая, что мне делать и говорить. Это имело очень большое значение.