Миллион Первый

Дважды Джохар пробовал назначить непрофессионалов, рекомендуя парламенту столь любимых и уважаемых им спортсменов. Он делал ставку на их профессиональную честность и волевые качества характера. Но, попав в чужеродную среду, совершенно неискушенные в изощренных хитростях водивших их за нос «специалистов», непрофессионалы были обмануты, как малые дети. Над ними просто смеялись, и за их спиной продолжалось все так же, как и раньше. Надо было менять саму среду, приученную к взяткам и поборам. Это была система бывшей партхозноменклатуры, железные структуры которой переламывали каждого любопытного, сунувшего нос в ее скрипящие старые колеса.

Всеми силами своей души я переживала происходящие события. Джохар на своем высоком посту казался мне порой Иисусом, распятым на кресте. Его многострадальным телом была вся Чечня, которую рвали на части жаждущие отхватить кусок будущего капитала. А к нам в дом все шли люди и говорили одно и то же: «Сам-то президент неплохой, люди им довольны, вот только окружение у него…»-при этом многозначительно умолкали и тут же предлагали своего кандидата. Тяжелое было время…

Я написала стихотворение, его опубликовали…

Причащение республикой

Сжимая челюсти покрепче,
Побольше отрывай кусок,
Пусть отлетает тот, кто легче,
Пускай стекает с кровью сок!
Пролезть, урвать и растолкать.
Рычаньем, хрипом, всхлипом брать!
Рвать и хватать, брать без конца,
Не видя бледного лица,
Распятых рук, кричащих глаз,
Кровоточащего венца…
Терзать, и… сотворив намаз,
Выть из-за каждого куска.
Шакалья свора! Вот тоска…
Но сломан клык, одна доска.
И яма общая для всех…

Джохар смеялся: «Тебе только на коне скакать и головы сносить!» Он был добрее меня. «Это все временно, — говорил иногда, — вот выучим своих молодых специалистов, тогда посмотрим, что будет. 150 человек уже на учебу за границу отправили. Скоро они приедут. А «этих» пока приходится контролировать. Но они не виноваты. Такими их сделала система, которой десятки лет они платили дань. Это просто несчастные люди, больные деньгами. Они не слушают музыку, не знают, как прекрасны цветы в горах. Кроме этих грязных бумажек они ничего не видят. И пропускают жизнь».

В 1993 году, 31 декабря, один из таких ходоков, Яраги Мамодаев, уже успевший создать к тому времени в Москве свой теневой кабинет снятых министров — Комитет народного доверия (не уточняя, доверия у какого народа), в интервью радиостанции «Эхо Москвы» в очередной раз жаловался на «диктатора» Джохара Дудаева: «Притесняет, зажимает, извините, дышать (воровать) не дает». Журналистка спрашивает: «С этим все ясно! Но вы же так называемая независимая республика, а в Москву зачем приехали?» «По нужде», — грустно признался Яраги и прерывисто вздохнул.

31 декабря меня пригласили на «Голубой огонек» в честь Нового, 1993 года в бывшее здание Дворца пионеров. Приглашенные почетные гости сидели вокруг за белыми столиками в большом, празднично убранном зале, в центре которого выступали известные всей республике артисты. Праздничный концерт транслировался по республиканскому телевидению вместе с выступлениями гостей. Попросили и меня сказать что-нибудь приятное нашим зрителям в связи с наступающим Новым годом. После короткого поздравления я прочиталанесколько своих последних стихотворений, они очень выручали меня в подобных случаях. Потом рядом за столиком оказался Лом-Али Бетильгериев, бывший комсомольский функционер, один из людей Беслана Гантамирова. Он, как «поэт поэту», показал мне свои напечатанные стихи, очень романтические и неплохие.