Миллион Первый

А я снова с правительственной делегацией срочно летела в Литву, причем случилось это совершенно неожиданно для меня. Вылетели мы рано утром 11 января, прилетев в Вильнюс, сразу попали с корабля на бал. Но все шло по заранее намеченной программе наших друзей. Сначала встреча в сейме, потом персональная выставка картин в Каунасе и презентация сборника стихов. Надо отдать должное мастерству искусствоведов Каунасского музея искусств: они очень строго отобрали картины и организовали изумительную экспозицию в небольшом круглом зале имени Чюрлениса. Это стало для меня отличным уроком на будущее. Прибалтика всегда отличалась хорошим вкусом. Презентация первого сборника стихов была организована тоже в этом же зале и прошла очень красиво. Я устала писать пожелания и автографы на раздаваемых книгах. А какие интересные там были люди! Но самое главное было потом…

В одиннадцатом часу мы вернулись в Вильнюс и вместе с делегацией пошли на площадь перед литовским сеймом. Она была переполнена народом, люди жгли большие костры прямо на мостовой. Эта ночь стала трагической годовщиной другой ночи. Ровно три года назад российские танки давили на площади безоружных, возомнивших себя свободными литовцев. Потоки крови текли по этой мостовой и, смешавшись с белым январским снегом, превращались в кровавую кашу под гусеницами танков. Они лязгали и скрежетали, как скрежетала и лязгала, стремясь перемолоть твердый прибалтийский орешек, вся проржавевшая кремлевская система… На стене, наспех составленной из бетонных вывороченных плит и опутанной колючей проволокой, навечно остались фотографии погибших защитников сейма, свободного сердца Литвы. Чеченскую делегацию огромная толпа встретила овациями. «Чечения! Свобода!» — скандировал народ. Мы прошли к большому пылающему костру, огромные красные языки пламени, отражаясь на мокром асфальте, напоминали мне потоки пролившейся крови. Закончилось выступление еще неизвестного нам литовского поэта. Когда очередь дошла до нас, я прочитала совсем короткое стихотворение, написанное мною в Эстонии сразу после той кровавой январской ночи, годовщину которой,'отмечали сейчас.

Тяжелая десница…

Были! Лица, лица — цепь сердец. И цепь рук —
Из края в край и из конца в конец.
Сиянье глаз и губ дыхание одно —
Свободы сладкий миг забыть не всем дано.
Кровавых революций страшен след
Поющей, только в сердце, но навек!
А теперь где эти песни? Позади!
Тяжела десница — танком по груди.
Грозный царь в Кремле —
Как ворон на часах,
Тишь… и мальчики кровавые в глазах.

РЕКВИЕМ

^{Первому президенту Грузии, благородному Звиаду Гамсахурдиа}

^{посвящается…}

Как наши речи многословны,
Деянья наши так легки,
Застыли белые колонны
И черный шелк из-под руки
Течет на бледный лоб Звиада,
Лоб гуманиста и творца,
Какая жалкая награда
В конце — улыбка подлеца!
Ваш агнец, первый президент,
Его конец — святой венец
Всей жизни, в ссылках и изгнаньи,
Что есть завистники страданью,
Мученьям, смерти… Тоже есть!
На свете подлецов не счесть,
Когда защита — только честь!
Да, только честь ему порукой,
Честь не отнять, не запятнать,
И Богу свечка не поможет,
И на свою не обменять.
В чем грех? России непокорство,
Любовь к Свободе. Ах, Звиад!
Не знал, не ведал ты притворства
И от людей не ждал наград.
А Грузия, любовь твоя,
Вернулась на круги своя.
Он заколдован, этот круг,
Им правит много грязных рук
И не уйти вам никуда,
Пока по вкусу та еда,
Которой кормят вас сейчас.
Но верю, что наступит час,
Когда мать Грузия с лица
Сотрет улыбку подлеца.