Спустя какое-то время прошел слух, что у нас в Чечне появился новый Робин Гуд, защитник слабых и угнетенных. Российские СМИ усиленно раздували и поддерживали эту очередную провокацию, одновременно утверждая, что Робин Гуд — бандит с большой дороги. Если у кого-то крали автомобиль, немедленно появлялся Лабазанов, договаривался с потерпевшими хозяевами и… угнанная машина возвращалась на место, а известная мзда шла к нему в карман. А так как угоны машин подозрительно участились, его бизнес процветал. Он участвовал в разборках, применяя силу, когда надо было заставить должника вернуть деньги, и страх перед его вооруженными людьми бывал сильнее судебных инстанций.
Полный беспредел начался, когда трех лабазановцев посадили в ДГБ (Департамент государственной безопасности). По всему городу разъезжали лабазановцы на «Джипах» с ручными пулеметами и АГСами (автоматическая гранатометная система), демонстрируя силу и полное пренебрежение к государственным органам. Бандиты поставили ультиматум, что разнесут ДГБ, если не выпустят их товарищей. Джохар на совещании приказал: «Арестовать Руслана Лабазанова», и все силовики его поддержали. Но из-за утечки информации уже через полчаса Руслан узнал о готовящемся аресте и забаррикадировался в 4-м микрорайоне. На крышах высотных домов расставили снайперов и пулеметчиков, приготовившись дать бой законной власти. Началась операция по обезвреживанию банды в четыре часа утра и длилась до обеда. Большая часть бандитов была обезоружена и взята в плен. Сам Лабазанов бежал, бросив своих товарищей. Позднее, во время Российско-чеченской войны, машины Руслана беспрепятственно пропускали на дорогах все российские блокпосты. Его позывной в ФСБ был, кажется, «семнадцатый». Впоследствии он был убит своим другом и «правой рукой» во время денежных разборок.
Глава 19
В конце мая после четвертого покушения на Джохара я решила снова написать его портрет. Но эта работа продвигалась очень медленно, я писала его по фотографии и преимущественно поздними вечерами. А так как по ночам у нас все чаще взрывали и стреляли, моя тревога усиливалась и, видимо, передалась картине. Джохар на ней получился с очень бледным лицом и печальными серьезными глазами. За ним туманный зеленовато-голубой земной шар с маленькой Чеченской Республикой между Черным и Каспийским морем, сгорающей в пламени огня. Красные подтеки кадмия кроваво стекали вниз… Атам, внизу, в бешеной пляске под дьявольскую скрипку танцевали и радовались какие-то странные колдовские существа, те тайные силы, которыми затевалась и управлялась будущая война. Джохар, в черной шляпе и таком же костюме, на зеленом фоне чеченского развевающегося знамени смотрел прямо перед собой, туда, где совершенно неожиданно для меня появились белые худощавые всадники на белых конях… Всем своим обличьем они напоминали фигуры, виденные мной раньше на плакатах и рисунках. Один из них, под названием «Голод в Поволжье», напоминал бегущего и кричащего старика в белой рубахе. Второй рисунок — тоже старика, но чеченского, скачущего на лошади с возгласом «Орцдала!» (тревога).
Откуда они появились? И почему на зеленом фоне чеченского знамени? Мне они показались там совершенно неуместными, и я, к величайшему сожалению, постаралась их затереть кисточкой, — кое-какие линии все-таки остались. Но не зря, оказывается, Джохар на картине с таким вниманием и так пристально смотрел на них, словно ждал ответа. Старики действительно появились перед ним, потом, в самое трудное для него время, и отвечали на его вопросы.
Я писала эту картину все лето 1994 года, в три раза дольше когда-либо написанных мною картин. А когда все уже было закончено, обвела по контуру профиль Джохара, его шляпу, плечи и руки чистой светлой краской, которая сразу же «засветилась» и отделила его от остального фона. Ни один портрет ни до ни после я «светом» не обводила. И опять я не знала, почему я это делаю. Лишь будущее дало ответ жизнью и Кораном: «Позавидуют Вам пресвятые мученики и пророки, лица ваши будут из света и одежда из света…»
Пришел Джохар, посмотрел на портрет и спросил: «А почему эта дьявольская «шушера» внизу?» — названием «силы» он никогда ее не удостаивал. Я отвечала, что все получилось само собой, по композиции. Кровь течет вниз, они ее ждут и ей радуются. Темные силы всегда внизу, а светлое, Бог — наверху.
Потом очень быстро, уже перед самой войной, была написана еще одна, уже голубая картина, которую я подарила умнице и красавице Райзан, верному другу нашей семьи. На ней, кажется, опять получилось то, что нас ожидало: заснеженные горы, синий полумрак, солнце уже село. Вереница всадников уходила по камени- стой тропе в высокие горы. Их лиц не было видно, только спины в черных бурках и кони. Все, что с нами случилось потом, напоминало невероятный, тягостно долгий сон, подобное ощущение вызывала и эта картина. Но «спины» обозначали будущее, а горы — препятствия. Великие испытания ожидали нас на трудном каменистом пути, и все-таки всадники взбирались на эти белые горы.