Миллион поцелуев в твоей жизни (ЛП)

Крю поворачивается ко мне, выражение его лица серьезное. “Я тот, кто купил ее для тебя, Рен. Я полагал, что все сойдется, если я буду посылать тебе помады Шанель всю неделю? Поскольку именно это художник использовал в своем произведении”.

“Я должна была догадаться”. Я совершенно не верю, что он сделал это для меня. Все для меня. Тем не менее, это также имеет полный смысл. Помады. Камера. Как он позволял мне целовать его и покрывать его кожу отпечатками моих губ, никогда не жалуясь. В глубине души я всегда чувствовала, что ему это нравится.

Он сделает для меня все, что угодно.

Всё.

“Кем, черт возьми, ты себя возомнил, покупая моей дочери такое дорогое произведение искусства? Она даже не знает тебя, и вот ты появляешься, всегда посылаешь ей подарки. Выпендриваешься и покупаешь ей экстравагантные подарки. Это жалко.” Лицо моего отца стало свекольно-красным. Я думаю, что это самый безумный человек, которого я когда-либо видела.

“Я жалок? По крайней мере, я не какой-то дряхлый старик, пытающийся удержать свою дочь, обманывая ее, когда контроль над ней больше не работает”, - парирует Крю.

Я касаюсь руки Крю, ненавидя то, как жестоко это прозвучало только что, но я думаю, что он говорит только правду. И иногда правда причиняет боль.

“Ты действительно собираешься влюбиться в этого парня, Тыковка? Ты же знаешь, какие они, Ланкастеры. Бессердечные. Жестокие. Он отшвырнет тебя в сторону, когда ты ему надоешь, просто посмотри", — говорит папа с мольбой во взгляде. Его слова подобны удару в живот, как будто я недостойна внимания Крю. Что мой отец такого низкого обо мне мнения. И Крю. “Я хочу для тебя только самого лучшего, Рен. Я пытаюсь защитить тебя от него.”

Мое сердце замирает, слезы текут из уголков моих глаз. Из-за того, что он говорит такие ужасные вещи о Крю, когда он даже не знает его, просто…это причиняет боль.

“Послушай меня, Рен. Ты — самое важное, что есть в моем мире. Я бы никогда намеренно не попытался тебя расстроить. Ты знаешь это.” Папа делает шаг вперед, его взгляд останавливается на том месте, где рука Крю лежит на моем бедре, когда он притягивает меня к себе, его прикосновение собственническое. Притязания, как это всегда бывает.

Однако теперь это имеет больше смысла. Он посылает невысказанное сообщение моему отцу. Я больше не принадлежу ему.

“Ты солгал”, - говорю я отцу. “Ты претендовал на подарок, который на самом деле никогда мне не дарил. Ты пытался приписать себе заслуги в том, к чему не имел никакого отношения.”

“Я терял тебя!” Слова срываются с губ моего отца, шокируя меня. “Ты ускользала прямо из моих пальцев, и я ничего не мог с этим поделать. Я не хочу потерять тебя из — за… него”.

“Ты солгал. Мне.” Я качаю головой один раз, когда он делает шаг ко мне, и он замирает. Если он прикоснется ко мне, я не знаю, что я могу сделать. Закричать? Оттолкнуть его? Пнуть его в голень? “После всего этого времени ты якобы беспокоился обо мне. Выслеживал меня. Шпионил за мной через мой телефон. Говорил мне, что я могу и что не могу делать. Утверждая, что ты не можешь доверять мне из-за того, что я сделала почти шесть лет назад, хотя все это время именно я не должна была тебе доверять!” Мое дыхание учащается, и у меня кружится голова, гнев поглощает меня так сильно, что я едва могу ясно мыслить. Я знаю, что мы, скорее всего, устраиваем сцену перед нашим многоквартирным домом, но мне все равно. Нужно сказать правду.

Мой отец должен знать, что я на самом деле чувствую.

“Ты права”.

Я таращусь на него, потрясенная тем, что он так быстро признал свою вину.

“Это было неправильно, и я сожалею”, - продолжает он, и, по крайней мере, он признает свою ложь.

Но уже поздно.

У меня нет сил сказать ему это. Я слишком переполнена эмоциями. Крю прижимает меня к себе, заставляя чувствовать себя в безопасности. Он никогда не цепляется слишком сильно. Он дает мне свободу, в которой я нуждаюсь, и уважает мои решения. Мои мысли. Мое тело. Всю меня.

Каждый кусочек.

“Ты разбиваешь мне сердце”, - хрипит мой отец, в его глазах блестят слезы. В любой другой день, увидев его таким, я бы уничтожила себя. Но не сегодня. “Я всегда был твоим героем, Тыковка. Тот, к кому ты обращалась, когда тебе была нужна помощь. Никогда не забывай об этом.”

“Вам больше не нужно быть ее героем”, - говорит Крю, притягивая меня еще ближе к себе. “Теперь это моя работа”.

Боль на лице моего отца ни с чем не спутаешь. Он на самом деле вздрагивает, его взгляд сужается в щелочки, когда он изучает нас.

“Ты разрушил мою семью”, - обвиняет он Крю.

“Нет, Харви”. Моя мать делает шаг вперед, ее глаза пылают гневом. “Ты сделал все это сам”.

Его плечи опускаются, и он опускает голову.

Как раз перед тем, как он разворачивается и уходит. В тот момент, когда мы втроем входим в квартиру, мама подходит к выброшенной коробке, где мы ее оставили, роется в беспорядке, пока не сжимает в пальцах крошечный белый конверт, без сомнения, с ожидающей внутри открыткой. “Для тебя” говорит она, протягивая его мне.

Я беру у нее конверт и бросаю взгляд на Крю, который внимательно наблюдает за мной.