Миллион поцелуев в твоей жизни (ЛП)

“Мы не можем творить чудеса”, - говорит Эзра, небрежно пожимая плечами. Но какое ему дело? Его уже пригласили. “Может быть, тебе стоит попробовать более мягкий подход к Рен. Будь милым хоть раз, вместо того, чтобы все время выглядеть ослепительным мудаком.”

Увидев ее, я автоматически хмурюсь. Как я могу быть милым, когда все, чего я хочу — это трахнуть ее?

Трахнуть ее, трахнуть ее до бесчувствия. Когда я вижу ее, меня сразу же охватывает возбуждение. Наблюдая, как она сосет леденец между губ, я возбуждаюсь. Для всех остальных она милая, нежная Рен.

Но я вижу ее по-другому. Я хочу ее… по-другому.

Я не знаю, как еще это объяснить.

“Он снова завис, и просто думает о ней”, - говорит Малкольм. “Он безнадежен. Брось это, приятель. Она не для тебя”.

Что, черт возьми, он знает? Ради бога, я Ланкастер.

Я могу сделать так, чтобы случилось все, что угодно.

Например трахнуть девственницу.

2. Рен

В тот момент, когда двойные двери с лязгом закрываются за мной, я оглядываюсь через плечо, пытаясь разглядеть Крю Ланкастера через матовое стекло. Но все, что я могу видеть, — это его темно-русую голову плюс головы других его друзей.

Малкольм и Эзра.

Они не запугивают меня так, как это делает Крю. Малкольм — гигантский флирт с явно порочными нотками. Эзра всегда ищет повода для смеха.

Пока Крю стоит там и размышляет.

Это его фишка.

Мне не нравятся его штучки.

Я хмурюсь от своих мыслей — последнее, в частности, показалось мне смутно неуместным, и у меня нет таких мыслей—

“Рен, ты посидишь с нами сегодня за обедом?” — спрашивает меня одна из девушек.

О. Я начинаю думать о Крю и забываю о том, что происходит вокруг меня. Например, тот факт, что в настоящее время за мной повсюду следуют четверо первокурсниц.

Слегка улыбнувшись девушке, которая спросила меня об обеде, я говорю: “Мне очень жаль, но сегодня во время обеда у меня назначена встреча. Может быть, в другой раз?”

Разочарование, которое они испытывают из-за моего отказа, ощутимо, но я улыбаюсь сквозь него. Все они неохотно кивают головами одновременно, прежде чем переглянуться и ускользнуть, не сказав мне ни слова.

Странно иметь фан-клуб, когда я ничего не делаю, а просто… существую.

Судорожный выдох покидает меня, и я направляюсь по коридору. Давление, которое эти девушки неосознанно возлагают на мои плечи, чтобы я была идеальной, иногда кажется непреодолимым. Они вознесли меня на такой высокий пьедестал, что ничего не стоило бы заставить меня упасть. Я бы в конечном итоге разочаровала всех, а это последнее, чего я хочу. Последнее, чего бы они хотели. У меня есть имидж, который нужно поддерживать, и иногда мне кажется, что…

Это невозможно.

Это большая ответственность — быть образцом для подражания для стольких девушек, таких как я. Потерянные девочки из богатых семей. Девушки, которые просто хотят вписаться и принадлежать. Чтобы чувствовать себя нормально и иметь типичный опыт средней школы.

Конечно, мы учимся в эксклюзивной частной школе, которую посещают только высшие слои общества, так что в нашей жизни нет ничего нормального, но все же. Мы стараемся сделать это настолько нормальным, насколько это возможно, потому что некоторые из нас страдают, как и все остальные. С проблемами самооценки, нашей учебой, ожиданиями, которые возлагают на нас семья, друзья и учителя. Мы чувствуем себя невидимыми, неизвестными.

Я знаю, потому что чувствую это.

В настоящее время это моя цель в жизни — помочь другим чувствовать себя комфортно и, возможно, даже найти себе подобных. Когда я была младше, я думала, что, возможно, хотела бы стать медсестрой, но мой отец отговорил меня от этой профессии, разглагольствуя о том, как медсестры выполняют много тяжелой работы за номинальную плату.

Номинальную, по его словам. Харви Бомонт богат — он унаследовал бизнес своего отца по продаже недвижимости, когда ему едва исполнилось тридцать, и сделал его процветающим, а теперь он миллиардер. Его единственная дочь, ставшая медсестрой, была бы настолько ниже его и фамилии Бомонтов. Это то, о чем я даже не могу думать. Не имеет значения, чего я хочу.

Какой бы шаг я ни хотела сделать, сначала мне нужно его разрешение. Я его единственный ребенок, его единственная дочь, и мне нельзя доверять, потому что я всегда могу принять не правильное решение.

Я направляюсь к своему первому уроку, английского языка с отличием. В наш выпускной класс допускаются только двадцать человек, и, конечно же, в их число входит Крю. У меня было несколько занятий с ним с тех пор, как я поступила в школу Ланкастер, но мне никогда не приходилось сидеть рядом с ним или разговаривать непосредственно с ним, что мне нравится.

Например, я никогда с ним не разговаривала. Я не думаю, что я ему сильно нравлюсь, учитывая легкую усмешку, которая всегда появляется на его лице, когда он смотрит на меня.

И он много наблюдает за мной.

Я не понимаю, почему. Я стараюсь избегать зрительного контакта с ним, насколько это возможно, но время от времени я смотрю в его ледяные голубые глаза и не вижу ничего, кроме отвращения.

Ничего, кроме ненависти.

Почему? Что я ему такого сделала?