Миллион приключений

Никого нет. Только слуги гасят свечи.

Лишь на возвышении у трона пригорюнился шут Фу-фу. Его набеленное лицо изборождено потеками слез, дурацкий колпак сполз на ухо… Алиса взяла себя в руки и громко сказала, хоть и сама не верила в то, что говорила:

– Хватит слезы лить! Сколько можно! Пошли к королю. Я не дам ему пожирать компот, пока он не перестанет безобразничать.

– Очень он тебя послушает! – воскликнул шут. – К тому же он боится, что епископ его отравит или камергер зарежет. Это же сплошной скорпионник. Ну кто просил твоего Пашку приезжать сюда и устраивать представление?

– Если вы не идете, я иду без вас.

– И сама голову потеряешь, и парню не поможешь, – ответил шут, не двигаясь с места. – А без меня короля не найдешь, заблудишься во дворце.

– Может, вам нужны деньги? Вы их любите? Я обещаю, что, как только вернусь, пришлю вам сколько пожелаете. Мне помогут.

– Глупая. Раз в жизни я переживаю бескорыстно, и то мне не верят!

В этот момент до них донесся звук трубы. Такой тоскливый, словно волк заблудился в черных коридорах.

– Ну вот, – сказал шут. – Мы опоздали.

– Как опоздали?

– Начинается казнь.

Алиса схватила шута за полосатый рукав и так дернула, что он потерял равновесие, скатился вниз, но тут же вскочил на ноги и бросился к двери.

Алиса за ним.

Они бежали по черным переходам и лестницам, и казалось, что конца им не будет.

– А где Изабелла? – крикнула Алиса на бегу.

– Она побег вам готовила, – ответил шут. – Но все зазря. Против них нужна по крайней мере дивизия с пушками. Уговорами их не проймешь.

Неожиданно в глаза брызнул свет.

Они сбежали по лестнице к небольшой площади. С одной стороны площадь ограничивал дворец, с трех других стояли дома – серые, мрачные, высокие, с узкими окнами.

Посреди площади возвышался деревянный помост.

На помосте – большая колода. Рядом с ней – Пашкин кубок.

По одну сторону колоды стояли Пашка и девочка-ведьма. Пашка держал девочку за руку и успокаивал ее. Девочка рыдала.

«Еще бы, – подумала Алиса, – второй раз за день казнят».

Пашка был бледный как полотно. И даже немного дрожал. Но держался.

По другую сторону колоды переминался с ноги на ногу огромного роста человек с длинной завитой бородой, в красной короткой накидке и черных штанах. Как на костыль, он опирался на страшных размеров топор. Это был палач. Там же стоял епископ.

Помост был окружен цепью стражников. За ними толпились вельможи и рыцари, торговцы и придворные, которых Алиса уже видела у короля на обеде и на стадионе. Народ попроще глядел на это представление из окон домов и из переулков, вливавшихся на площадь.

– Вот видите, – сказал епископ, делая шаг к краю помоста, – как велика милость нашего короля. Вместо того чтобы сжечь этих колдунов на костре, он подарил им гуманную кончину – от руки нашего уважаемого мастера.

Палач поклонился зрителям.

Затем епископ обернулся к осужденным и спросил:

– Раскаиваетесь ли вы в своих страшных преступлениях?

Девочка ответила:

– Не знаю.

А Пашка пожал плечами. Может, надеялся, что все это сон?

– Есть ли у тебя последнее желание или жалоба? – спросил епископ у ведьмочки.

– Я к маме хочу, – сказала она.

В толпе послышался недовольный ропот. Все здесь верили в ведьм, но все-таки некоторым стало жалко девочку.

– Она же только притворяется девочкой! – воскликнул епископ.

Люди замолчали. Ведь в самом деле, если веришь в ведьм, приходится верить, что они умеют притворяться девочками.

– Есть ли у тебя, колдун и самозванец, последнее желание? – спросил епископ у Пашки.

– Отпустите меня, – сказал Пашка. – И я уеду.

Вельможи и рыцари стали улюлюкать и кричать:

– Трус! Кончай его, палач! Позор!

Тогда Пашка покраснел, разозлился и закричал, перекрывая свист и крики:

– Ничего я не струсил! Вы сами трусы! Не надо мне вашей пощады…

– Может, это ему только кажется? – спросила Алиса у шута.

Шут покачал головой и сказал:

– Уже не кажется…

Епископ махнул рукой.

Барабанщики затараторили в барабаны.

Алиса понимала, что нужно бежать, прекратить это издевательство. Но, как в дурном сне, ноги не слушались ее, язык прилип к горлу, и она стояла словно восковая кукла, глядя, как палач не спеша протирает суконкой и без того блестящий топор, а его помощники ведут Пашку к колоде и заставляют опуститься на колени.

И в этот момент Алиса услышала, что сзади кто-то бежит к ней. Она не могла отвернуться от помоста, но чувствовала, как до ее плеча дотрагивается мягкая рука, и ей вдруг захотелось услышать мамин голос: «Ну, просыпайся же, Алиса, в школу опоздаешь».

Но голос принадлежал королеве-мачехе:

– Алиса, ты меня слышишь?

– Где вы были, королева? Почему вы опоздали?

– Нельзя падать духом. Еще не все потеряно. Я пришла, чтобы напомнить об одном древнем обычае.

– Скорей! О каком обычае? О каком?

Палач кончил вытирать свой любимый топор, вырвал волос у себя из бороды, подбросил его вверх и на лету разрубил под аплодисменты вельмож.

– Неужели не слышала? Если чистая, юная девушка объявит осужденного своим женихом…

– Вспомнила! – крикнула Алиса. – Стойте!

Но из-за грохота барабанов ее никто не услышал.