Миллион в воздухе

Амалия выразительно поглядела на графа, и Кристиан решил, что настало его время вмешаться.

– Мадемуазель Мэй, ехать сейчас для вас – верх безрассудства, – начал он.

– Конечно, – на удивление легко согласилась Мэй, – когда у меня на шее такие синяки! – До прихода Амалии и друзей она украдкой рассматривала свою шею в зеркале.

– Мэй, – в изнеможении сказала Амалия, – я не думаю, что ваша бабушка вас отпустит.

– Моя бабушка только счастлива от меня отделаться, – возразила Мэй. – И вообще я уже взрослая. У нее нет на меня никаких прав.

В комнате, расположенной под спальней внучки, Кларисса Бланшар с неудовольствием отошла от камина.

– Наконец-то стало слышно, когда они заговорили громче, – проворчала она, чихая от пыли. – Но как она обо мне говорит! Лучше бы я этого не слышала, честное слово.

Она с возмущением раскрыла веер и принялась обмахиваться. В комнате наверху Амалия вздохнула и вновь посмотрела на часы.

– Хорошо, – внезапно сказала она, – вы едете со мной. Вы, разумеется, тоже, мистер Фрезер. С одним условием: в Париже станете делать только то, что скажу я, тем более что вас ждет очень, очень ответственная задача. Договорились? У вас есть два часа, чтобы собраться.

И она удалилась, недовольная собой. Ей не удалось отделаться от этих детей, как она называла про себя Мэй и Уолтера. Но что делать с их настойчивостью, непосредственностью, с этими умильными, блестящими глазами? И священник тоже хорош – казался таким рассудительным, таким скучным и так легко пошел на поводу у своей подруги детства.

«В конце концов, – подумала Амалия, – в Париже найду, чем их занять. И больше никаких опасных приключений».

На выходе из дома ее нагнал Кристиан де Ламбер. «Вот еще один великовозрастный гаврош, – мелькнуло в голове у Амалии. – По-детски радуется любому риску. Почему так происходит – потому ли, что современная жизнь скучна и упорядоченна, или это просто свойство некоторых беспокойных натур, авантюрная жилка, которая либо есть, либо ее нет?»

Откроем читателю правду – когда Амалия собиралась ехать в Париж вместе с графом, она на самом деле тоже рассчитывала незаметно от него отделаться, переключив его внимание на дорогие его сердцу автомобили, а сама без помех заниматься расследованием. Теперь, когда она знала по крайней мере одного человека, замешанного в происходящем, это было значительно проще.

– Значит, мы поедем в Париж все четверо? – спросил Кристиан.

– Разумеется, – сказала Амалия.

У графа вертелся на языке вопрос, но он предпочел оставить его при себе. Дело в том, что Кристиан был далеко не глуп и сразу же понял, что Амалия кое о чем умалчивает. Вот и сейчас, например, она ничего не сказала о человеке, который напал на Мэй, хоть ясно, что Амалии он известен. Словом, хоть кардинал Ришелье и сотрудничал с тремя мушкетерами, но он все равно оставался скрытным и непредсказуемым, как и подобает истинному герою Дюма.

Итак, вечером того же дня четверо сообщников сели на экспресс, отправляющийся в Париж, и на сей раз добрались до столицы Франции без всяких приключений. Однако мы не можем обойти вниманием один чрезвычайно интересный инцидент, который за несколько часов до этого произошел в почтовом отделении города Ниццы – том самом, откуда Амалия недавно отправляла телеграмму российскому резиденту.

Само по себе происшествие казалось совершенно пустячным. В разгар дня на почту вошел молодой человек с большой сумкой в руках, белозубый и дочерна загорелый. Молодой человек посмотрел на хорошенькую приемщицу писем м-ль Арманс, улыбнулся и спросил, нет ли письма до востребования для господина Пиге. Ему показалось, что м-ль Арманс посмотрела на него настороженно.

– Для господина Пиге? – переспросила она.

– Да, это я, – подтвердил молодой человек. – А письмо должно быть из Парижа.

То, что последовало за этим разговором, окутано густейшей завесой тайны, но папаша Доранж, который любил коротать часы в обществе литра дешевого вина на скамейке недалеко от почты, уверял, что через некоторое время четверо крепких мужчин выволокли из здания какой-то барахтающийся и отчаянно сопротивляющийся сверток, засунутый в подобие мешка. Сверток, кстати сказать, не только сопротивлялся, но и употреблял разные слова, к которым словари французского языка относятся весьма неблагосклонно.

Не без труда четверо здоровяков затолкали сквернословящий кулек в экипаж, который сразу же взял курс на главное полицейское управление города Ниццы. А на почте меж тем пятый участник задержания вытер пот и воспользовался новейшим человеческим изобретением, телефоном, дабы известить поселившегося у префекта г-на комиссара Папийона, что птичка благополучно залетела в клетку. Но птичка оказалась вовсе не та, которую ждали.

Не подозревая обо всех этих интереснейших событиях, мушкетеры и возглавляющий их кардинал в лице Амалии вышли из экспресса на Лионском вокзале города Парижа и направились в апартаменты, которые принадлежали баронессе Корф. По ее словам, это куда удобнее, чем жить в гостинице.

– Приведем себя в порядок, – сказала Амалия, – позавтракаем, передохнём, а потом займемся делом.