Миллион завтра

— В рай такие идеи. Пойдем, я отвезу тебя в местечко получше. — Ритчи открыл дверь и торопливо зашагал, как будто его тянула вперед какая-то невидимая сила. На своих худых мускулистых ногах он в несколько шагов пересек холл под аккомпанемент смеха группы девушек, которые только что вынырнули из бокового коридора. Среди них была Марианна.

— Марианна, у меня еще не было случая сказать тебе, — заговорил с ней Карев. — Я здесь сегодня последний день…

— Я тоже, — оборвала она его, глядя на удаляющегося Ритчи. — Прощай, Вилли.

Она равнодушно повернулась, а Карев машинально коснулся рукой лишенного щетины лица. Разозленный, он некоторое время провожал ее взглядом, а потом быстро двинулся к двери, чтобы догнать Ритчи. Его молодой коллега жил недалеко, а потому ездил на автомобиле с низкой подвеской, который казался странным в сравнении с комфортабельным, более стабильным болидом. Карев плюхнулся на пассажирское кресло возле Ритчи и стал мрачно смотреть в боковое окно. Он был потрясен реакцией Марианны, которая вдруг перестала видеть в нем человека. В душе он задавал себе вопрос, задело бы это его так сильно, если бы он действительно остыл? Афина была его женой, и он скорее от нее ждал именно такой перемены, зато Марианна была простой женщиной, которая когда-то регулярно давала ему понять, что пойдет за ним, если он позовет, и по каким-то необъяснимым причинам был уверен, что его мнимое закрепление не повлияет на их дружбу.

— Вот мы и прибыли, — сказал Ритчи, въезжая на стоянку.

— Прибыли? А куда?

— В «Святыню Астарты».

— Езжай дальше, — буркнул Карев. — Даже когда я был исправен, меня никогда не тянуло в бордели, а…

— Не волнуйся, Вилл, — прервал его Ритчи и выключил двигатель. — Никто не заставляет тебя подниматься наверх, и, надеюсь, ты не против, чтобы я немного заработал.

Кареву снова показалось, что им манипулируют, что его водят за нос, но он вышел из машины и пошел ко входу в «Святыню». К ним подошла стройная девушка, одетая блеском, испускаемым голубовато-фиолетовым световым ожерельем, и протянула кассету для денег. Окинув взглядом гладко выбритый подбородок Карева, она тут же перестала интересоваться им и повернулась к Ритчи, который вынул из сумки стодолларовую банкноту и бросил ее в кассету.

— Астарта приглашает вас в свое жилище, — прошептала девушка и провела их в большой бар, занимавший весь первый этаж здания.

— Не понимаю, — сказал Карев. — Мне казалось, что деятельность этих заведений заключается в том, что девушки платят вам, а не наоборот.

Ритчи тяжело вздохнул.

— Неужели все бухгалтеры такие непрактичные? Конечно, они нам платят, но и заведение должно иметь с этого какой-то доход. Эти сто долларов за вход обеспечивают ему избранность и покрывают расходы на содержание, а люди вроде меня все равно зарабатывают, получая плату от девушек.

— О! И сколько же составляет эта плата?

Ритчи пожал плечами, проталкиваясь сквозь толпу к бару.

— Двадцать новых долларов за успокоение.

— Теперь я понимаю, почему это заведение приносит доход, — насмешливо сказал Карев.

— Что это за намеки, ты, яйцо из холодильника? — резко спросил Ритчи. — Думаешь, что я не верну этой сотни?

Подожди — и увидишь сам. Что ты пьешь?

— Виски.

Ритчи добрался до зеркальной стойки и приложил к глазу автобармена свой кредиск.

— Одно шотландское и одно заправленное, — сказал он в зарешеченное отверстие.

Из другого отверстия показались два запотевших стакана. Край одного из них светился нежным розовым светом, показывая, что он содержит что-то еще, кроме алкоголя.

Карев взял ничем не выделяющийся стакан и, хлебнув слегка успокаивающий напиток, критически осмотрелся.

Большинство присутствующих были исправными разного возраста. Девушки, одетые в световые ожерелья, кружили между столиками и кабинами как колонны застывшего огня. В зале находились и несколько остывших, одетых, как он с облегчением заметил, совершенно обычно и разговаривающих с приятелями самым обычным образом.

— Будь спокоен, Вилли, — сказа/т Ритчи, как будто читая в мыслях Карева. — Это нормальное заведение, и никто не будет на тебя наговаривать.

Сомнения, охватившие Карева при мысли о проведении всего вечера в обществе Ритчи, вдруг усилились.

— Я не особый любитель запретов, — равнодушно сказал он, — но разве ты не знаешь, что остывшие мужчины не любят, когда их причисляют к потенциальным гомосексуалистам?

— Прошу прощения, профессор. А что я такого сказал?

— Почему кто-то должен на меня наговаривать?

— Я уже сказал, что прошу прощения. — Ритчи одним глотком выпил содержимое стакана и улыбнулся. — Не горячись так, парень. Я считаю, что все запреты нужно нарушать. Это единственный интеллигентный образ жизни.

— Все запреты?

— Точно.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно. — Ритчи отставил стакан. — Выпьем еще по одной, предложил он.

— На, попробуй это, я едва пригубил.

Сказав это, Карев оттянул в поясе брюки Ритча и вылил туда содержимое своего стакана, после чего отпустил эластичный материал, который с треском вернулся на место.

— Что ты… — выдавил Ритчи, у которого слова застряли в горле. — Что ты делаешь?