Миллионер

Там мы, естественно, спустились в Воргашорскую шахту и выступили сначала на митинге прямо в забое, а потом во Дворце культуры. Объяснили шахтерам, что не кооператоры виноваты в их бедах, а разрушенная система планового хозяйства. Ее нужно срочно восстановить, что уже практически невозможно, или заменить рыночной экономикой. Тогда на каждом углу будут сигареты и колбаса. Тихонов призвал шахтеров прекратить забастовку, начать работу и заменить политические требования – смены власти в Воркуте – на экономические – поддержать нашу идею о зоне свободной кооперации и частной собственности в Коми.

В то время общественность еще избегала слова «рынок», которое носило позорный, криминальный оттенок. Но люди нас поняли, и стачечный комитет подписал с нами протокол о том, что больше не имеет претензий к кооператорам. В нем говорилось, что шахтеров просто обманула администрация, которая пыталась сконцентрировать внимание забастовщиков на вымышленных врагах, что шахтеры устанавливают с кооператорами тесный контакт и готовы поддержать идею создания свободной экономической зоны в Республике Коми…

В тот же день нас призвали в воркутинский горком партии. Секретарь горкома выглядел очень довольным и веселым, но в его кабинете сидел еще один человек. Когда он говорил, шевелились только губы, а глаза, не моргая, смотрели в сторону – ну просто не лицо, а маска! Никаких признаков наличия мускулов и каких-либо эмоций.

Эта маска, обращаясь ко мне, сказала:

– Вы подняли шахтеров на забастовку и будете за это отвечать!

– Кто это, мы? – удивился я. – Да кто вы такой, чтобы мне угрожать? Я вице-президент Союза кооператоров СССР, а Владимир Александрович Тихонов – президент, академик и, между прочим, депутат Верховного Совета СССР!

– Да, у Тихонова есть иммунитет. Пока… А тебя нужно арестовать.

– Ну ты и наглец, приятель! – заявил я незнакомцу тоже на «ты». – Меня многие хотели арестовать, но пока не удалось, руки коротки!

Я и понятия не имел, с кем тогда разговаривал. Обстановку разрядил секретарь горкома, предложив чаю. Возмущенный поведением этого типа, я вышел в приемную, оставив Тихонова в кабинете пить чай.

Только в поезде, обратно по дороге в Сыктывкар, Тихонов сказал мне, что я разговаривал с заместителем генерального прокурора СССР Батурлиным, специально направленным по приказу Горбачева в Воркуту из Москвы на подавление забастовки. Одно его личное распоряжение, и мой арест был бы неминуем. Оставшись в кабинете, Тихонов с трудом спас меня от ордера воркутинской прокуратуры на мой немедленный арест, который собирался тут же выписать Батурлин.

«Чему так радовался секретарь горкома?» – думал я в купе поезда и не находил ответа. Возможность оказаться в воркутинской тюрьме, которая чудом меня миновала, все еще казалась мне нереальной, и я не придал этому большого значения.

Вернувшись в Сыктывкар, мы поняли, что произошло нечто серьезное.

Увидев нас, Спиридонов пришел в ярость и закричал, обращаясь непосредственно ко мне:

– Чтобы ноги вашей больше не было на территории Коми, чтобы вы и думать забыли про всякие там свободные зоны! Уезжайте немедленно, иначе я приму самые жесткие меры!

Нападать на Тихонова было неудобно, все же депутат Верховного Совета СССР, убеленный сединами академик, поэтому все шишки посыпались на меня. Спиридонов поносил меня публично на заседании руководства Республики Коми в обкоме партии, куда мы пришли поблагодарить его за оказанное содействие.

После такого приема мы спешно уехали в Москву. Тихонов нервничал, но сам не мог понять, что же произошло.

Все выяснилось только спустя некоторое время. Оказывается, секретарь воркутинского горкома партии вместе с заместителем генерального прокурора СССР Батурлиным безуспешно пытались остановить забастовку шахтеров. Еще немного времени, и на них бы обрушился гнев ЦК КПСС, грозивший отставкой и понижением в должности. И в этот момент как раз приехали мы с Тихоновым. Довольный секретарь горкома сразу же после нашего отъезда отправил в ЦК КПСС сообщение, дескать, забастовка была остановлена, но приехали Тихонов и Тарасов и вновь спровоцировали ее продолжение. Извините, дескать, не наша вина.

Горбачев тут же сам позвонил Спиридонову в Коми и пятнадцать минут, не давая слова вставить, обливал того грязью и сыпал всяческими оскорблениями. Грозил страшными карами за то, что Спиридонов позволил нам встретиться с шахтерами. И вот буквально через полчаса после окончания этого телефонного разговора появляемся мы с Тихоновым, как говорится, в белых рубашках. Реакция Спиридонова становилась вполне понятной и объяснимой.

По возвращении в Москву вопрос о моем аресте был сразу поставлен в Генеральной прокуратуре. Но, поскольку оставались уже считанные недели до первых арбитражей, в прокуратуре, как я узнал позже, никаких действий против меня решили не предпринимать. Все равно, по их мнению, меня ожидала тюрьма после решения арбитража о долгах кооператива «Техника». «Тогда и посадим», – подумали там.