Миллионер

Члены комиссии были потрясены. Они ожидали увидеть привычные две тетрадки, и тогда бы нам был конец сразу, в первую же минуту! Скорее всего, наручники для меня и заместителей находились у сопровождавших комиссию «людей в штатском» прямо в дипломатах.

Увидев документы, они так зловеще говорят:

– Будем снимать кассу!

А бухгалтер отвечает:

– Пожалуйста, у нас касса в десяти районах Москвы, и в ней находится девятьсот пятьдесят девять тысяч восемьсот тридцать семь рублей и шестнадцать копеек наличными!

Наезд на все наши отделения был практически одновременным. В нем участвовали элитные подразделения УВД Москвы. Все наши сейфы были моментально опечатаны и одновременно вскрыты, деньги сложены – и сумма сошлась копейка в копейку! Члены комиссии говорят: «Ну мы это в протокол вносить не будем, потому что этого просто не может быть! Никто нам не поверит!»

Проверка продолжалась уже несколько дней. Реакции Горбачева на эти события все не было, и поэтому горком никаких конкретных указаний не давал. Комиссия начала нервничать, не понимая, что в конечном итоге от нее ждут.

На четвертый или на пятый день Протасов распорядился печатать положительный акт, тем более что по закону КРУ вообще не имело права проверять кооператив, как негосударственную структуру. Помните «Мосгорремэлетробытприбор», с которого все началось? Это его обязанностью было следить за нами и проверять. Правда, на тот момент мы превосходили все московское бытовое обслуживание по обороту раза в два, а может, еще и больше…

Наконец Михаил Сергеевич, встречаясь в Киеве с трудящимися, высказался. Его выступление показали в программе «Время» по Центральному телевидению:

– Тут один кооператор продал какие-то фосфаты, привез компьютеры и загнал их по сумасшедшей цене, – заявил Горбачев. – Есть в нашей стране умники, которые пользуются моментом… Но это дело мы так не оставим! Капитализм у нас развели! Не получится!

На следующий день приходит Протасов, лицо у него абсолютно каменное, и здоровается он со мной едва заметным кивком… А до этого мы уже были как бы друзья, вместе пили чай, и он восхищался работой нашего бухгалтера, и огромным количеством финансовых документов, и нашими оборотами…

Комиссия успела напечатать четыре листа положительного акта, пятый, недопечатанный, так и оставался в пишущей машинке. И вот Протасов молча вытаскивает его, потом берет остальные, аккуратно складывает, рвет на мелкие кусочки, кидает в урну и говорит:

– Мы начинаем проверять «Технику» с нуля!

Первым делом нам заморозили счет в Мосжилсоцбанке. Его председатель, не основываясь ни на каких законах, просто взял и распорядился. Сработало обычное советское «телефонное право»…

Естественно, мы уже не могли получать наличные деньги – ни для зарплаты, ни для чего-либо другого. У нас сорвалось больше пятидесяти крупных внешнеторговых сделок, и последствия были катастрофическими. За считанные недели мы превратились из миллионеров в банкротов.

Представьте: где-то на станции под Ростовом остановили состав с аммиачной селитрой из Рустави, посланный на отгрузку в Новороссийский порт. На другой станции под Хабаровском остановлены фосфаты, которые не доехали до Находки. А там уже все завалено мешками с нашими фосфатами: мы отгрузили сто тысяч тонн, это был огромный контракт. И у нас нет денег, чтобы платить докерам, а они почему-то отказываются работать без денег…

Разумеется, нам тут же стали выставлять штрафы, которые потоком шли в арбитраж. Самыми страшными были международные. Например, у нас две недели простоял в Новороссийском порту корабль, который должен был увезти в Испанию металлические порошки. В результате он ушел с одной десятой груза на борту, то есть практически пустой. С нас взяли деньги за недогруженный корабль и еще специальный штраф – пятьдесят тысяч долларов в день за эти две недели простоя.

Мы сразу же понесли колоссальные убытки. А валюты у нас не было вообще, и расплачиваться по международным счетам было просто нечем…

* * *

И тогда я как-то интуитивно почувствовал: если эту историю не вынести на публику, мы наверняка будем уничтожены! Я обратился к журналисту «Московских новостей» Геннадию Жаворонкову. Это был очень известный человек, соратник Сахарова, диссидент, заместитель Егора Яковлева в газете «Московские новости», которая выходила на русском и английском языках.

Жаворонков взял у меня интервью, которое начиналось так: «В редакцию пришел человек и заявил открыто: смотрите на меня, я первый легальный советский миллионер…»

И когда интервью было напечатано, оно неожиданно вызвало огромный резонанс во всей стране и даже в мире. Прежде всего были потрясены директора крупных заводов. Они стали задумываться над очень простыми истинами: благодаря своему труду и самоотдаче они вместе с рабочими заводов принесли государству огромную прибыль. Почему же, в таком случае, их заработная плата составляет такую мизерную величину?