Миллионер

– Артем Михайлович, не волнуйтесь, мы вас в обиду не дадим, – заявил Ельцин с трибуны. – Я беру это дело под свой личный контроль!

Тем не менее было ясно: идти в офис ни в коем случае нельзя. Конечно, милиция могла выломать даже нашу уникальную дверь, но устраивать обыск в отсутствие всех сотрудников – это было уже слишком!

Вскоре кто-то из осаждавших сообразил позвонить в Союз кооператоров. По случайности трубку взял мой помощник, который ничего не знал о происшедшем и непосредственного отношения к «Истоку» не имел. Поэтому сделанное ему предложение срочно встретиться у офиса «Истока» не вызвало у него никаких подозрений…

Когда мой помощник подъехал, ему тут же надели на руки наручники, взломали дверь ломами и автогеном, завели в офис – и начался обыск. Я узнал о происходящем, будучи в Верховном Совете, и попросил троих своих приятелей-депутатов поехать со мной, чтобы воочию увидеть это беззаконие. (Кстати, одним из этих приятелей был Евгений Наздратенко, будущий губернатор Приморского края.)

Согласно закону о депутатской неприкосновенности милиция не имела права обыскивать рабочее место народного депутата. Все знали, что именно в «Истоке» был мой офис, и даже табличка соответствующая висела.

Я вместе с депутатами вошел в самый разгар обыска. Понятно, что никакие слова о том, что это незаконно, никого не остановили. Мне предъявили постановление на обыск все той же литовской прокуратуры и, кроме того, выписку из решения Краснопресненского исполкома, где мне предоставлялось другое помещение для кабинета, которым я никогда не воспользовался… Милиционеры увезли наши опечатанные сейфы, массу документов, выдернули из компьютеров все жесткие диски. А сама опись конфискованного была просто потрясающей: «Вывозится восемьсот тридцать исписанных листов» – значилось в описи… Кем исписанных, зачем, на какую тему – да какая разница!

В тот же день милиция ворвалась на наш торговый склад где было огромное количество кассет и других товаров. Тут же пригласили телевидение и начали все это снимать. Причем следователь положил среди кассет свой пистолет и красиво расставил две иконы, которые взялись неизвестно откуда.

Я потом видел эти кадры: сначала показали общую панораму, а затем крупно горы кассет и пистолет. И лаконичный комментарий за кадром: «Вы видите хранилище ценностей кооператива „Исток“. Откуда у них столько товаров, которых нет в продаже в наших магазинах?»

Я поехал на телевидение, чтобы выступить в популярной вечерней программе в прямом эфире, – уже не помню, как она называлась. Телевизионщики говорят: «Хорошо, но чтобы нам уложиться во времени, давайте сделаем это в записи, а в эфир пустим без монтажа!»

Пришлось согласиться. А через полчаса после интервью выходит ко мне Татьяна Миткова, которая со мной и беседовала и, смущаясь, просит:

– Вы не могли бы поговорить с нашим главным редактором? Тут кое-какие трудности возникают…

Конечно, разговор с телевизионным начальством ничего не дал, пленка в эфир так и не пошла. И я понял, что происходит нечто совсем нешуточное…

Нервное напряжение росло с каждым днем. К тому же у меня начались проблемы в семье с мамой моего ребенка. Я приходил домой – и абсолютно не мог там расслабиться. Эта женщина постоянно создавала дополнительное напряжение. В какой-то момент я сорвался, ушел из дома и обосновался на даче у Павличенко, который сразу после взлома нашего офиса сам переехал и перевез семью на подпольную квартиру.

Все-таки у меня был иммунитет народного депутата РСФСР, а Павличенко вообще могли забрать в любой момент! Тем более что милицейское начальство наверняка торопило следователей с расправой.

Тем временем арестовали даже моего телохранителя. Это был совсем еще мальчишка, воин-афганец, который служил там инструктором и сам был майором МВД. Его поместили в общую камеру с зэками, которые надругались над ним и потом избивали каждый день и каждую ночь.

* * *

Мы собрались на подпольной квартире и стали думать, что предпринять. У Павличенко стояла виза во Францию. В итоге решили срочно вывезти его за границу.

Очевидно, ордера на арест Павличенко все еще не было, да никто и не предполагал, что он может скрыться во Франции. Поэтому отъезд прошел безо всяких проблем: мы быстро купили ему билет через нашу службу, знакомый таможенник отштамповал паспорт, наша шереметьевская бригада грузчиков легко протащила его сквозь все кордоны без очередей, и Павличенко улетел.

Поскольку жить на его даче было опасно, я перебрался сначала к одним друзьям, потом к другим. И тем не менее продолжал появляться в публичных местах, рассудив, что на людях со мной ничего не сделают. То есть я присутствовал на съезде московских кооператоров, работал в парламенте, а вечера просиживал на конспиративных квартирах.

У меня имелись свои очень ценные источники информации. Одним из них был сотрудник «Истока» Григорий Петрович Катаев, который в определенные моменты моей жизни не раз играл существенную роль.

Катаев появился у нас в середине 90-го года. Помню, как он пришел ко мне в кабинет и с порога заявил: