Миллионер

– Их весь мир использует. В офшорной зоне на Кипре еще недавно были зарегистрированы около ста тысяч зарубежных компаний, из них российских фирм – не более пяти тысяч.

– Ну, кипрский офшор нас уже не устраивает.

– Виктор Владимирович! – Максимов неожиданно жестко и подчеркнуто официально обратился к Дронову. – Я подписал обязательство не разглашать коммерческую тайну вашей компании. Я понимаю это дословно и не делаю из этого обязательства никаких поправок и исключений. Если вы недовольны моей работой или не доверяете мне, скажите прямо. Если все нормально, дайте возможность спокойно работать.

«Симпатичный парень. Зря я на него накатываю – в конце концов, эти вопросы надо решать с Крюковым и с Рюминым».

– Ладно, забудем! Вы получите всю информацию.

* * *

Известный московский журналист Гудков влюбился в Екатерину, когда был еще студентом, и она ему ответила взаимностью. Но идиллия продолжалась недолго: вскоре, сейчас Гудков уже не помнил из-за чего, они поругались и расстались. Потом опять сошлись, но Екатерина вряд ли рассматривала Гудкова в качестве своего потенциального мужа. В то время он не производил впечатление серьезного человека, а ей хотелось «принца на белом коне».

После этого у Гудкова было много женщин, но первую любовь забыть он не мог. Его чувство со временем приобрело мифологические формы, превращая Екатерину в недоступную богиню и самое яркое воспоминание в его беспокойной жизни.

Ему рассказывали, что в Лондоне его бывшая возлюбленная окончила еще один университет и вышла замуж за инвестиционного банкира или какого-то консультанта. В Москве она практически не появлялась и Гудкову не звонила.

Он так и не женился, ссылаясь на свою вечную занятость. Только самому себе и по большому секрету он признавался, что причина не в работе, а совершенно в другом – ни одна женщина не могла заменить ее. Может, он ее действительно выдумал и реальная Катерина была далека от мифического образа, но это уже ничего не меняло. Гудков чувствовал себя неспособным к нормальной семейной жизни. Он закостенел в журналистских заботах и даже подумывал стать писателем.

Пролетел сухой и теплый ноябрь, за которым на Москву обрушились декабрьские снегопады.

Отпраздновали Новый год, бесконечно долго тянулись январские праздники.

Гудков воспользовался этой порой всеобщего отдыха и беспробудного пьянства, чтобы уйти в творческий отпуск и дописать книжку, в которой пытался поделиться с благодарными читателями своими размышлениями о политике, бизнесе, человеческой порядочности и низости и даже – страшно сказать – о смысле жизни.

Отпуск таял на глазах, а до завершения этого эпохального труда было еще далеко. Более всего на свете Гудков теперь опасался подхватить грипп, который свирепствовал в Москве, и сорвать творческий процесс по причине инфекционного заболевания. Он запасся продуктами и решил не выходить на улицу, пока не закончит книгу.

И все же на улицу тянуло – просто пройтись, а заодно и купить свежие журналы, до которых Гудков был большой охотник. Он прикинул, что можно совершить марш-бросок до ближайшего киоска. Заходить никуда не надо, риск заразы сведен к минимуму, общаться придется только с продавцом, который сидит внутри.

И Гудков решился. Он шел по улице, радуясь пронзительному ветру, почти весенней капели, почерневшему за ночь снегу, робким лучам испуганного непогодой солнца.

Встав перед киоском на безопасном расстоянии, Гудков сделал впечатляющий заказ – свежие номера почти всех журналов, которые были в продаже.

Пожилая тетенька-продавец, изумленная необычным покупателем и желая убедиться в его платежеспособности, стремительно, как ящерица из травы, высунула голову из окна киоска, бегло осмотрела Гудкова, громко чихнула ему прямо в нос и снова спряталась в киоске.

Гудков вытер капельки со щек, посмотрел на коварную переносчицу инфекции и обреченно побрел домой.

С крыш противно падали крупные капли воды, ноги скользили по льду, пронзительно завывал ветер.

«Как сквозняк из подворотни», – подумал Гудков.

Было мокро и холодно.

На письменном столе в беспорядке грудились листы бумаги с пометками, укоризненно подмигивал экран компьютера, застыла чашка с черной кофейной гущей.

Гудков вздрогнул от пронзительного звонка и поднял трубку.

– Здорово, писатель! Много написал? – раздался в трубке веселый голос. – Я в Москве. Уже три месяца. Решила вот тебе позвонить.

– И очень правильно сделала. Я ждал твоего звонка. – Гудков мог бы добавить «все эти годы», но подумал, что это попахивало бы мелодрамой.

– Может, встретимся?

– В любое время! Когда, где?

– Ты же москвич. Предложи сам.

– Итальянская кухня устроит?

– Обожаю! Макаронами накормят?

– Ты не изменилась, – сказал Гудков.

* * *