- Главное, не твои, - усмехнулся вор в законе. - Будь проще, Слава, и мир придет в твой дом.
- В каком смысле?
- Зачем нам всем война? - развел руками. - Василий меня понимает.
- Худой мир лучше хорошей войны, - не был оригинальным мой товарищ.
- Вах! Золотые слова.
Кто бы ни согласился с этим классическим утверждением? Согласился и я, да посчитал нужным напомнить о миллионе, мол, желаю получить его немедленно, чтобы дунуть на крабовые Карибские острова. Мое легкомысленное предложение огорчило господина Галаева, он сморщил личико, будто проглотил дикий лимон, пожевал губами, потом назидательно проговорил:
- Деньги должны работать.
Мудрая мысль, о чем и сказал, но при этом посмел заметить, что миллион мой, и я вправе им распоряжаться так, как хочу.
- Чей миллион? - искренне не поняли меня.
- Наш миллион, - проговорил со значением Василий. - Его, - указал на меня, - мой, - указал на себя, - и твой, - указал на вора в законе.
- Как это? - возмутился я. - Один миллион будем делить на троих?
- А зачем делить? - выступил господин Галаев. - Надо умножать наше богатство. У тебя, - указал на меня, - есть золотой ключик от домика, - у меня, - указал на себя, - есть домик, - а у него, - указал на Василия, крыша для домика. Будем жить поживать и добра наживать.
- Какой такой золотой ключик? - решил проверить свои подозрения.
- А вот такой, - скроив рожицу, вор в законе изобразил психически ненормального.
Я хныкнул от огорчения, покосившись на Василия: черт побери, откуда всем известно о нашем аутисте? Мой друг же был невозмутим, как пески в полдень, и мило улыбался чужим ужимкам.
Как бы в такой непростой ситуации поступил человек нормальный? Безусловно, он был бы счастлив такому предложению: рвать 33,3333333 процента от любой суммы. Плюс комфортные условия и гарантии полной безопасности. Но поскольку я падал с крыш ходких поездов, и при этом ни раз бился головой о рельсы и шпалы, то во мне вдруг вскипела пролетарская ненависть к современным нуворишам, мечтающим содрать семь шкур за воздух.
Нет, я свои чувства сдержал, как бедуин вероломного верблюда. Зачем демонстрировать недругам свою слабость? Я выступил с предложением:
- Надо подумать над вашим предложением, Аслан.
Услышав это, вор в законе подавился нежным палтусовым телом. А Василий забыл закрыть рот, и туда залетела золотая оса. Насчет осы преувеличиваю, да картину общего потрясения передаю верно. Кажется, мое нахальство не имело границ?
- А он мне нравится, - сказал после господин Галаев. - Тем, что будет думать.
- Да уж, - крякнул господин Сухой. - Думать он умеет, правда, больше жопой.
- Ничего страшного, - усмехнулся вор в законе. - Все мы будем думать, - внимательно посмотрел на меня, - как нам жить дальше.
- А топорик верните, - потребовал я. - Он мне дорог, как память. - Не люблю, когда меня пугают: в частности, иносказательно.
На этом наша встреча закончилась - каждый остался при своих: вор в законе с танцующими искрящими шлюшками на эстраде, а я с дедовским топором, который мне отдали на выходе из ресторана.
Отсутствие результата - тоже результат. Так я себя утешал, однако, судя по мрачному выражению лица моего товарища, он не разделял моего веселого оптимизма.
- Тебе жить надоело, - задал вопрос, когда мы сели в автомобиль, поганец? - Охарактеризовал меня куда эмоциональнее, да я не обиделся. Зачем обижаться на правильные слова.
- Нет, - честно признался. - Не надоело.
- Так какого же хера ты... - дальше шел такой мутный поток слов, мне мало известных, что я скоро почувствовал себя лингвистом и полиглотом.
- А в чем дело? - валял дурака. - Я же не отказываюсь от сотрудничества.
- Он не отказывается, - взревел от возмущения Василий. - Ты кто такой вообще?!
- Человек, - сипнул, - который имеет права выбора.
- Ничего ты не имеешь, блядь, кроме зеленых соплей.
Право, "зеленые сопли" меня покоробили больше чем "блядь". "Блядь" это для связки, а вот "сопли" - это оскорбление свободной личности.
- А что ты "черного" боишься, - возмутился. - Он тоже из крови и плоти. Топориком тюк меж кавказских миг и... все.
- Нет, я подозревал, что ты идиот, но не до такой же степени, - крутил рулевое колесо Сухой. - Ты знаешь, кто такой Галаев?
- Ну?
- Гну, - плюнул в сердцах. - Теперь понимаю, почему слабоумные такие счастливые, - рассуждал вслух. - Они ничего не знают. А когда ничего не знаешь...
- А что я должен знать? - не понимал. - Объясни, не кричи.
И друг снизошел до того, что изложил историю криминального сообщества, организованного в столице чеченской диаспорой. В советской империи "чечи" вели себя сдержанно: мелкая спекуляция, валюта, золото, квартирные кражи. Словом, весь джентльменский набор, но в пределах здравого смысла. То есть каждая преступная популяция знала правила игры, и старалась их не нарушать.
Потом наступила эпоха (в начале девяностых) передела власти и собственности. Во власть пришли чмокающие щекастые доценты, рыжие ленинградские торговцы гвоздиками, косоглазенькие любители экономического шока и прочая политическо-экономическая гнидная шуша.