Еще раз посмотрел Дымов на цветы, простился и ушел. Больше ничего покупать не стал.
Миллионами звезд светит потемневшее южное небо. Словно раненый зверь, внизу бьется море. Пусто на берегу. Откуда-то издалека, из города, доносятся звуки веселой музыки, где-то танцуют. Тихо в доме у Курманаева. В тускло освещенной комнате почти нет обстановки. Стол, кровать, два стула. Старик Ахмет уже много времени живет один. У него никого нет — ни жены, ни детей. Есть только ненависть, большая, непомерная, да и то глубоко спрятанная.
Старые стенные часы тяжело, словно откашливаясь, пробили одиннадцать. Старик поднялся из-за стола, зябко ежась, надел пальто, шапку и вышел из дому. Курманаев пошел на свою обычную ночную прогулку, о которой знали и к которой привыкли соседи.
Ахмет шел медленно, изредка оглядываясь. Вот и берег. У перевернутой лодки, рядом с песчаными буграми, всегда отдыхал старик. И сейчас, как обычно, он уселся на песок, поджал ноги, помолчал немного и запел — длинно, тягуче запел. Старую, как собственная жизнь, поет Ахмет песню, и словно аккомпанирует ей тихий ночной прибой.
Наверху послышались шаги. Песня, недолетая, смолкла и улетела. Высокий широкоплечий мужчина в морской фуражке тяжело спрыгнул вниз и опустился рядом с Курманаевым.
— Здравствуй, Ахмет! Зачем звал?
— Здравствуй. Пришел не во-время, песню вспугнул.
Старик долгое время молчит, словно прислушивается к улетевшей песне.
— Слушай, — говорит он, — дело необходимо ускорить. Время не терпит. Завтра на теплоходе приезжают двое наших, зайдут ко мне за «цветами», оставят багаж, ночью возьмешь. Передашь своим в доке. Вывести из строя нужно в несколько дней: такова установка.
Пришедший молча кивнул головой.
— Хорошо. Все?
— Нет, не все. — Старик помолчал. — Сегодня был у меня один. Все ходил, цветы выбирал. Увидел розы, загорелся: продай да продай! Нельзя, говорю, проданы. Сказал, что завтра в двенадцать будет на пляже ждать, чтобы я принес.
Тревожно вскочил на ноги пришедший.
— Не может быть! Неужели тот сознался? Ерунда, не может быть…
Старик удержал за рукав, потянул вниз.
— Знаю я кое-что, откуда он. И о цветах знаю, почему разговор завел. Подозрение пока. Документик один смутил, не уничтожили вовремя. Пока ничего страшного нет. Но нужно убрать этого «любителя цветов»…
Солнце жгло город. Оно проникало сквозь окна, забиралось в квартиры, ярко блестело в дождевых лужах. У моря пусто. Шел обеденный час; отдыхающие разбрелись по домам отдыха, санаториям, ресторанам. На пляже оставалось всего несколько человек.
Среди них был и Дымов. У него белое, еще не успевшее загореть тело. Подставив солнцу спину, раскинув длинные руки, он дремлет под жаркими солнечными лучами.
На правом плече у Дымова шрам: глубокий, большой, словно шашкой кто-то полоснул. На груди тоже след сабельного удара… Хорошо разогреть тело под солнцем, прогреть старые раны, полученные еще во время гражданской войны.
Тяжелые шаги почти у самой головы Дымова заставили его чуть приоткрыть глаза. Высокий, атлетически сложенный мужчина раздевался рядом. Он снял с себя костюм, рубашку, прикрыл голову летней морской фуражкой и лениво опустился на песок.
Прошло несколько минут.
— Вот обидно, чорт возьми: забыл папиросы. Товарищ, у вас не найдется покурить? — обратился к Дымову вновь прибывший.
— С удовольствием бы, но не курю.
— И хорошо делаете. Здоровье бережете. А я вот никак не могу отвыкнуть. Пробовал — ничего не получается.
Дымов приподнял голову, посмотрел на говорившего.
— Ну, вам-то на свое здоровье жаловаться, повидимому, нечего. Вид у вас не больной.
Человек в морской фуражке улыбнулся.
— Да, пожаловаться не могу. Все время вода, солнце, воздух. А вот вы — белый совсем. Наверно, недавно приехали?
— Да, три дня всего.
— А откуда вы?
— Издалека… из Сибири.
— А-а-а, сибиряк, значит.
Наступило молчание.
— Вы плаваете? — неожиданно спросил моряк.
— Да, немного.
— Поплывем, что ли, — жарко стало.
— С удовольствием.
Медленно пошли к морю. Они были почти одинакового роста. Но моряк казался выше — он был шире, плотнее, грузно ступал по песку, придавливая мелкие камни.
Плыли долго. Уже скрылся из глаз пляж. Купающихся не было. Плыли почти рядом. Мерно, в такт, взлетали руки над водой, упруго и сильно отталкивались ноги.
— Вот до той лодки доплывем и — айда назад!
— А что, устали? — усмехнулся моряк.
— Да, есть немного.
Впереди невдалеке виднелась одинокая лодка. Она была пуста. Сбоку торчало поломанное весло. Все ближе к лодке приближались плывущие. Теперь они почти около нее… И внезапно, резким броском моряк рванулся к Дымову, в мгновение оказался рядом и сразу насел на него, давя тяжестью тела, толкая вниз.
— Цветочками интересуешься? Ну-ну, полезай вниз, там поинтересуйся! — прохрипел он.
Руки его, огромные, мускулистые, тянулись к горлу. Смерть казалась неизбежной.