Миллионы, миллионы японцев…

Ринго воспитана на коленях матерью, стоящей на коленях, в принципах «Онна дайгаку» Кайбара,[14] гласящих: «Единственные добродетели, подобающие женщине, — это покорное послушание, целомудрие, всепрощение, спокойствие… Она должна считать своего мужа самим небом… Она и во сне не смеет ревновать; если муж ее распутничает, она не должна вознамериваться его наказать… Вставая первой, ложась последней, она не должна стремиться ублажать свои глаза и уши театром, пением или музыкой…» Ринго, падчерица гейши, Ринго, с которой я хожу в кино, воспитанная в духе собачьей покорности, сумела усилием воли вновь обрести человеческое достоинство и сама направляет свою судьбу. Несмотря ни на что, она больше всего верит в любовь. Возможно, эта Ринго открыла бы мне Японию.

В тот же вечер

Я пришел из франко-японского института. Мне удалось поговорить с профессорами-французами. Наскоро записываю некоторые поразившие меня фразы (увы, эти люди не располагали временем!).

— Они нас пожирают (они — это Токио, Япония, японцы, современная жизнь…). Я лично больше не могу выдержать.

— Осторожнее: никогда не задавайте вопросов. «Почему» — это прежде всего невежливо. Они не знают простейших вещей, «почему» страшно их смущает.

— Не слишком напирайте на традиции: японцы обращены к модернизму, к будущему.

— Японский — это в какой-то степени противоположность разговорному языку, он служит не общению, сближению, а, наоборот, задергивает занавес, разобщает, защищает от возможных собеседников… И осторожнее: не принимайте все, что они говорят, буквально! Один француз очень гордился тем, что его хозяева-японцы говорили ему: «Благодаря вам…» На самом деле это просто формула вежливости. Вас, например, охотно встречают фразой: «Благодаря вам светит солнце».

— Это как слово «о» — «почтенная», «о Фуро» — «почтенная ванна». Уже давно никто не связывает слово «почтенная» с почетом. Это просто украшение речи. Точно так же, говоря «бой-сан», никто не имеет в виду «господин бой», как мы, говоря мосье, не думаем сказать «мой бог». То же самое в отношении имен: они называют ребенка «камэ-тян», не ассоциируя его с маленькой черепахой, как мы, произнося «Пьер», не ожидаем появления апостола Петра.

— Будьте все-таки осторожны: они очень обидчивы в том, что касается их родины…

Четверг, 4 апреля

Заметки для сценария!

§ Щипцы, пробивающие билеты в метро, стрекочут, как стрекозы (намного быстрее парикмахерских ножниц, которыми нас стригут).

§ Глаза как раны.

§ У кого такие глаза, у того красивая грудь (?).

§ Автор, который трудится на благо своих посмертных толкователей (?).

§ Главный герой — Дядя Достань Воробушка — носит высокие ботинки со шнурками, которые приходится долго обувать, а еще дольше снимать на пороге, и все хозяева ждут, согнувшись под прямым углом, пока он кончит (они настоятся как следует). Ванна, в которой не повернуться…

§ У него борода, и он курит трубку (в конце концов это совместное производство, надо подумать и о японских зрителях).

§ Метро: узнать, какая линия имеет выход прямо к отделу универмага Гиндзы, где продаются кухонные принадлежности (распродажа, толпа, огромные жареные рыбы — запах и шум соответствующие…).

§ В начальном эпизоде, в Париже: доброе, старое такси едет не спеша. Толчок: старик шофер останавливается, выходит и прислушивается, как работает двигатель. Пассажир выходит посочувствовать. Потом они идут вместе успокоить нервы в ближайший бар. Следующий кадр — приезд в Токио, герой в такси-камикадзе.

§ Два француза (жердь и мим) упражняются в раздвигании перегородок.

§ Вечером мим массирует уголки губ, но не может стереть улыбку, которую должен был сохранять на лице в течение всего дня.

Пятница, 5 апреля

Итак, вчера вечером мне впервые удалось пообщаться с деятелями японской кинематографии, правда с самыми скромными.

Это общение было не таким, совсем не таким, каким я его представлял.

У меня выдался свободный вечер, и мне захотелось побродить и прямо на улице поразмыслить над предостережениями и суждениями педагогов-миссионеров. Естественно, я выбрал Асакусу: ее улочки по вечерам напоминают Юг Франции. Кроме того, теперь я знаю: если я говорю такси-сан: «Театр Кокусай», а он не знает, где международный театр, то достаточно сказать: «атомные девушки» — это знают все.

Никаких чаевых! Жизнь становится проще, избавляя вас сразу и от подсчетов в уме, и от угрызений совести. Мне неоднократно повторяли, что японского таксиста чаевые могут оскорбить (зачем повторять — это нетрудно запомнить).

От театра мне надо только перейти через шоссе, и я уже на своих улочках. Молодые чиновники в белых воротничках, сбросив пиджаки и ослабив галстуки, с битой в руке или в чудовищной перчатке занимаются бейсбольной тренировкой. Они едва приостанавливают игру, пропуская машины, которые раздвигают ревущие уличные толпы.

Быстро шагаю мимо баров: «Малыш», «Страсть», «Париж», «Жан Габен», «Сена», «Бодлер»… Слова родного языка и собственные имена — не в обиду им будет сказано — игриво подмигивают неоном.