Миллионы, миллионы японцев…

— Все японские промышленники — глупцы. Они не понимают французов и поэтому не могут вести с ними дела. Я стараюсь им это вдолбить, но они никак не возьмут в толк, что в бизнесе надо учитывать французский характер. Я-то его знаю, но им что говори, что нет, все они глупцы…

Возвращаясь в отель, мы встречаем высокого молодого человека в синем пиджаке:

— Мой приятель, помощник уполномоченного, — говорит мэтр Абе.

Посередине ресторана на огромном столе возвышается трехметровый пиратский корабль, вокруг расставлены разнообразнейшие закуски, стоят две спиртовки. На них разогреваются рыбешка в золотистой корочке и кукурузные фрикадельки, именуемые в меню алжирскими.

Мы обслуживаем себя сами, расхаживая вокруг пиратского корабля с тарелками в руках. Я напираю на спаржу. Абе ликует. В течение вечера он несколько раз принимается мне объяснять, что при такой системе самообслуживания чем больше ешь, тем дешевле обходится.

Здесь заказывают только напитки. После всего нелестного, что было сказано о привозных винах, мы, естественно, заказываем одно пиво.

Абе снова начинает твердить, что он досконально знает французский характер, что он очень любит шутки, и тут же деланно смеется.

Оркестр, из тех, что выступают в ночных клубах, играет подряд «Розамунду», «Песенку Мэки», «Осенние листья»…

— Это я велел им играть потише, — уточняет Абе. — Смотрите, это тоже моя идея! (Он берет несколько бланков из футлярчика, лежащего на каждом столике.) Вам остается лишь вписать, какую мелодию вы хотите услышать, подписаться и передать дирижеру. Вот, укажите название…

— А если оркестр не знает этой вещи?

— Надо указать три.

Абе слишком настаивает, чтобы я достал ручку. Я встаю и подкладываю себе спаржи.

Когда я возвращаюсь, он кладет мне руку на плечо:

— Пожалуйста! У меня совершенно французский характер! Я человек прямой! Люблю давать ханжам по морде… Если вам хочется кого-нибудь проучить, скажите мне его имя… Кого угодно! В особенности японца, все они неискренни. Будьте осторожны.

Между столами проходит официант и раздает всем обедающим красные жетоны с белым номером — еще одна идея бывшего тренера по каратэ, какая — он не говорит: пусть это будет мне сюрпризом.

— Даже французы считают, что у меня французский характер… Например, когда я приехал в Алжир учить парашютистов, врач полковник Сулаж представил меня будущим ученикам. В своей речи он говорил о восточной мудрости, бесстрастности, рефлексии… Я еще не очень хорошо понимал по-французски и думал, что речь идет обо мне, но слышал, как мои ученики прыскали со смеху. Потом мне объяснили: полковник говорил о генерале Салане, долгое время жившем на Дальнем Востоке, где он якобы набрался восточной мудрости. По словам полковника выходило, что я, истый азиат, полная противоположность генералу Салану…

Развивая эту тему, мэтр рассказывает про свои связи во Франции — речь идет исключительно о замках, первоклассных машинах, герцогах, охоте, приглашениях на балы, поместьях…

В паузе между музыкальными номерами мальчонка одного посетителя выходит на эстраду и вытаскивает один за другим лотерейные билеты. Главный выигрыш — бутылка французского вина; наш столик знает про вино все, что можно знать, и хохочет до упаду.

Это гвоздь вечера. Вскоре вместо общего освещения на каждом столе зажигаются небольшие огарки свечей. Мэтр Абе обращает мое внимание на то, что наш подсвечник окрашен наполовину в розовый цвет.

— Это я им посоветовал. Это хорошо! Но ножки у подсвечников плохие, я им забыл сказать. Видите — ножки американские.

На самом деле это ампир.

Он принимается рассказывать «соленые анекдоты». Мадам Мото напрягает слух, смеется невпопад, явно раздражая рассказчика. Когда мой менаджер, наклоняясь ко мне, обмакивает свое колье в соус спаржи в моей тарелке и шепчет в приступе ликования: «Он хорошо говорит, а? Очень, очень! Хорошо французский! Лучше, чем Мату, а? Это хорошо, очень хорошо для нас, мэтр Абе с нами…» — я понимаю, что это она задала мэтру Абе урок и он из кожи вон лезет, выполняя его.

— «Ванька-встанька в рукодельной шкатулке», а? Такому французскому в школах не научишься!

Он неутомим, он не знает устали, он хочет меня убедить. Я притворяюсь убежденным.

Великий мэтр Абе делает широкий жест и отвозит меня домой. Он заказал черный «роллс-ройс» с шофером в форменной фуражке и белых перчатках, сидя в котором я лучше понимаю позы сэра Вильсона. Но я не забываю снять шляпу перед интуицией моего друга Чанга.

Эта помпа была бы мне в тягость, если бы я не знал, что расходы будут отнесены на счет «Космических услуг». Теперь же одного взгляда на мэтра Абе, на морды его верной команды — Тухлого Яйца и юного Тигрового Зуба, которые, не проронив ни слова, весь вечер не спускали с него глаз, — одного вида агентов по оказанию «космических услуг» было достаточно, чтобы я начал злиться на них за то, что они не предусмотрели по меньшей мере двух эскадронов всадников с саблями наголо и фанфарами!

Внезапно, когда «роллс» проезжает мимо «Эйфелевой» башни и мэтр Абе зубоскалит на тему о том, что все японцы дураки, мною овладевает ярость.