Милое дитя

Картина ее семейной жизни с Харланом Джонсоном стала немного проясняться для Бриса. И больше ему уже ничего не хотелось слушать. Он хотел только любить эту девушку так сильно и так долго, чтобы годы, проведенные ею в доме Джонсонов, показались ей пятисекундным кошмаром, давно ушедшим в прошлое. Проблема была в том, что ему нужно было слышать больше.

— Та ночь, Эллис, та единственная ночь… Можешь ты мне сказать, что такое произошло?

— Что произошло? — переспросила девушка, думая о том, что этот вопрос странноват для мужчины, который пользуется такой выдающейся репутацией среди женщин Вебстера, если, конечно, считать показателем кухонные сплетни. Она неуверенно пожала плечами и сказала:

— Да, наверное, то, что всегда происходит.

— Он тебя поцеловал?

— Нет, совсем не так, как ты. — Эллис попыталась восстановить в памяти эти тоскливые, мрачные воспоминания. — От него шел такой отвратительный запах, так что я все время отворачивала лицо. Он обслюнявил мне шею, но, может, это и не было поцелуем… Зачем ты задаешь все эти вопросы?

Брис смотрел на ее ангельское лицо и видел в ней только невинность и чистоту. Она была вдовой и девственницей. Харлан Джонсон касался ее тела, но не задел ее сердца и души. Все, что этот старик делал с ней той ночью, столько лет назад, она восприняла, как совершенно естественный акт. Это оказалось неприятно, даже болезненно, но старикашка представил это ей, как нечто совершенно обычное для всех замужних женщин и вполне необходимое для нее тоже. Он оставил ее в заблуждении, не пробудив в ней чувственности.

Бриса внезапно осенило, и он улыбнулся Эллис.

— Давай-ка зайдем с другой стороны. Практика всегда была лучше теории. Лучше один раз увидеть…

— Что? — Эллис удивленно посмотрела на него, пораженная его странным поведением. Она недоумевала, почему его поведение показалось ей подозрительным или, лучше сказать, непонятным. — С какой такой другой стороны?

Он тихо засмеялся и протянул руку к ней.

— Ты опять смеешься надо мной? — Девушка приготовилась почувствовать обиду и боль разочарования.

— Да нет! — Брис взял ее за руку и поставил перед собой. — Я смеюсь, потому что сейчас тебя ждет большой сюрприз.

— Я не люблю сюрпризов, Брис.

— Этот тебе понравится, — пообещал он. — Но ты должна расслабиться и довериться мне. Можешь ты это сделать? Она все еще колебалась.

— Я попробую.

— Вот и ладно, моя маленькая Эллис. Его голос стал тихим и глухим, и девушка почувствовала, как мужские пальцы легли ей на шею, потом скользнули в волосы. Страх куда-то исчез, наступил покой, и она закрыла глаза. Его губы коснулись ее трепещущего рта.

Внезапно она откинулась назад.

— Мы что, будем это делать стоя? Зеленые глаза встретились с голубыми: у него была такая веселая озорная улыбка.

— Мы будем это делать и стоя, и лежа. Черт возьми, Эллис, прежде всего мы к этому будем готовиться. Просто говори, как тебе больше нравится. Так… — Он поцеловал мочку ее уха, и его губы скользнули немного вниз по ее шее, в то время, как он расстегнул две пуговицы у нее на рубашке. Потом Брис поцеловал ее там, где открылась ее кожа и спросил:

— Или так?

— Да-а-а, — простонала девушка. Дыхание ее стало частым и прерывистым. Ей все нравилось. Каждое его прикосновение было подобно электрическому разряду. Волна возбуждения покатилась по ее телу, сжимая ее груди, зажигая в них пожар.

— Хорошо, — услышала она его голос. — А вот так?..

Язык Бриса легкими незаметными движениями обежал ее рот, коснулся, дразня и соблазняя, прохладных девичьих зубов. Руки мужчины потянули из джинсов рубашку Эллис и расстегнули оставшиеся пуговицы. Потом он поднял голову и подождал, пока девушка посмотрит на него.

От пылавшей в его глазах страсти останавливалось сердце. Воздух не наполнял ее легкие, а сгустился, словно какая-то тягучая субстанция. Возрожденная к жизни силой мужского желания, испугавшись своих собственных чувств, Эллис опустила глаза и просто следила, как он пускал рубашку с ее плеч.

— ..А вот так? — Ладони Бриса потянули вниз бретельки лифчика, высвобождая ее груди. И вот уже мужские губы скользят по ложбинке между двух нежно-белых холмов, увенчанных вишневыми выступами сосков, и он вновь и вновь вдыхает пьянящий аромат женского тела.

Ее глаза сияли от восторга и наслаждения, губы, распухшие и влажные от поцелуев Бриса, снова взывали и просили поцелуя. Обнаженные груди Эллис вздымались от возбуждения бело-розовой пеной, словно морской прибой. Ее преображение казалось чудесным.

Брис хотел научить ее искусству любви. Не половому акту, а любви, заключающей в себе весь мир. Ему приходилось очень осторожно создавать хрупкое здание взаимного доверия и преданности, пытаться создать с муками и болью такие отношения между двумя людьми, которым нужно будет длиться до конца жизни.