Милонгеро

– Потому что, если ты выполнишь задуманное, ты будешь слабее котенка. А ты не можешь себе этого позволить – сейчас. Ты очень нужен моей девочке.

Эрнесто отлично понял, о ком идет речь.

– Я… нужен?

Хотя спрашивал он совсем о другом, на самом-то деле.

Нужен ли?

Получится ли?

И снова – как так выходит у женщин? Богиня не улыбнулась, но словно теплом от нее повеяло.

– Будь рядом. И не требуй ничего, все сложится само. И – правильно.

А в следующий миг Эрнесто осознал себя вновь сидящим за столом. То есть лежащим за столом.

Носом он уткнулся в зеркало, из носа шла кровь, и, кажется, серьезно…

Скатерть уже основательно намокла.

Тан Риалон зажал пальцами переносицу и направился в ванную комнату. Где плюнул на все и стащил с вешалки белейшее накрахмаленное полотенце…

Кровью изляпает?

Да и наплевать!

Демоны… хорошо ж его приложило! И это еще не в полную силу!

Но все сказанное богиней он преотлично помнил.

Освальдо? Что ж, спасибо тебе, друг, что так позаботился о моей личной жизни. Конечно, доказательств у меня нет, и в тюрьму тебя не посадишь. Но – не жалко! За такое – не жалко! Можешь оставаться на свободе!

Интересно, как это произошло? И как бесился Карраско, поняв, что именно натворил?

Впрочем, сейчас Эрнесто это интересовало меньше всего. Ему надо было привести себя в порядок и быть рядом с Тони. Но это он и так собирался делать.

Богиня, благодарю тебя за совет и помощь. И все исполню.

Демоны, да когда ж остановится эта кровь!!! И рубашку теперь только сжечь, и пиджак…

* * *

Сеньора Мендес подождала, пока мобиль остановится у дома, и кивнула водителю.

– Пабло, прошу тебя, занеси покупки в дом. Только осторожно.

– Да, сеньора. Куда их?

– В гостиную. Пока – в гостиную… хотя – нет! В мой салон!

У мужа был свой кабинет. А для себя сеньора Мендес оборудовала маленькую комнатку на первом этаже. Там она иногда сидела с книгой, там она вышивала, там она спасалась от всего…

Когда желание закричать становилось вовсе уж невыносимым.

Домашние знали, что там ее тревожить не надо.

Вот ведь… жизнь!

Когда любишь мужа! Когда обожаешь своих детей! Когда единственным темным пятном на картине является свекровь… ну да ладно! И она смирилась с Оливией. Но вот в чем проблема!

Оливия не смирилась со своей жизнью.

Такой красивой.

Бесцельной. Бесполезной. Размеренной и скучной.

А сегодня, когда коклюшки тихо застучали под ее пальцами… Ливи вдруг почувствовала себя… живой? Не полностью, но хотя бы на своем месте. И это было уже чудесно. Уже радовало…

Станок поместился в желтой комнате так, словно всегда там и стоял. Поблескивало полированное дерево подставки, мелодично побрякивали отполированные чужими пальцами коклюшки.

Ливи представляла, сколько надо было их перебирать, чтобы они заблестели, словно намасленные… а папка рядом?

Она оценила сколки! Плести по таким было одно удовольствие. И идеи… до чего же изящно получится! Даже не так.

Получится – восхитительно! Хотя и это слово не передает всех ее ощущений.

А может, сейчас и попробовать? Ну… хоть чуть-чуть?

Булавки тоже были, девушка в магазине продала ей целый короб со всяким добром. И булавки на специальной подушечке, которая крепится на запястье, и еще коклюшки, и нитки, и…

Вечером Оливия лежала рядом с мужем и довольно улыбалась.

Руки помнили.

Коклюшки уверенно заняли место в желтой комнате, а узор кружева за сегодня увеличился на три пальца.

Мало?

Сколько смогла. Но завтра Оливия еще поработает! Завтра ей не придется гадать, чем заниматься. И ах да! На чай к знакомой она тоже не пойдет! Как же ей надоели эти гусыни с их вечными сплетнями!

Завтра с утра она будет очень, очень занята. И от одной мысли о перекатывающихся в пальцах деревянных палочках на душе становилось теплее.

* * *

– Как самочувствие, сынок?

Эрнесто присел рядом с Амадо, коснулся похудевших пальцев.

– Так себе. Пап, что с мамой?

Дураком Амадо не был. Эрнесто и не стал ему лгать. Сын более-менее в порядке, а правду лучше сказать здесь и сейчас. В больнице. Тут хоть врачи помочь могут, а дома только некромант. Увы.

– Барбара мертва.

Амадо молчал.

Потом прикрыл глаза, из-под ресниц выкатилась слезинка. Эрнесто неловко погладил его по голове.

– Я не успел помочь.

– К-как? – едва справился с голосом Амадо. И все равно тот дрогнул.

– Ее убили. Не знаю, как именно, даже дух призвать не удалось.

– А кто?

– Я предполагаю. Но доказательств у меня нет.

– Имя?

Эрнесто качнул головой.

– Я обещаю тебе, что сам разберусь. И сам отомщу.

– Отец! – гнев прогнал даже горе.

– Нет, Амадо. Для тебя это может быть опасно.

– А для тебя?

Эрнесто усмехнулся. Были у него подозрения, были… если Ла Муэрте показалась, значит, не просто так. Она поможет.

– Для меня не настолько. А если ты боишься, что и я помру… оставлю я письмо. Получишь в случае моей смерти, тогда и узнаешь, кто и как. Или – не узнаешь.

Амадо передернуло.

– Не говори так…

Эрнесто только плечами пожал. А куда деваться? Для некроманта смерть – это даже не часть жизни. Это большая ее часть. И работа, и призвание, и сила, и знания. Отношение тоже другое.

– Я разговаривал с Паулиной Аракон, – решительно поменял он тему.

– И? – напрягся Амадо.