Милорадович

В таком порядке войска шли навстречу неприятелю. В случае наступления со стороны последнего войска никогда не должны были ожидать его на месте; напротив того, им приказано было, чтобы, подпустив противника под сильный огонь картечный и ружейный, сами двинулись вперед в штыки. Наступление производилось всей линией, с барабанным боем, музыкой, с распущенными знаменами; подходя под картечные и ружейные выстрелы, войска бросались вперед бегом, чтобы миновать черту действия картечи. Самый удар производился также беглым шагом с криком "ура!" Вторая линия следовала в 200 шагах за первой. Кавалерия выжидала удобного случая броситься на фланги неприятеля, а казаки всегда готовы были позади пехоты или кавалерии, чтобы довершить поражение противника: лишь только последний начинал колебаться или отступать, казаки высыпали вперед, с гиком, визгом, обскакивали неприятеля в тыл, преследовали его и забирали пленных.

В этом состоял весь механизм знаменитой тактики Суворовской»[277].

Но и наш противник воевал не по шаблону, не по-старинному.

«Французская военная система, благодаря которой Франция с успехом противостояла Европе такое долгое время, родилась из обстоятельств и сложилась под их влиянием. В начале революции анархия, охватившая Францию, разрушила в войсках дисциплину; армия в настоящем смысле перестала существовать, и открывшаяся война доказала это воочию. Стали приискивать средства и нашли указания на полях сражений. Следовало избегать правильного боя и заменять крупные столкновения рядом мелких стычек; задирая неприятеля, тревожа его беспорядочным огнем, учащать усилия и в массах людей находить для этого способы. При революционном возбуждении, а особенно при терроре, дело не могло стать за людьми, и они поступали под знамена в большом числе. Правда, не было ни средств, ни времени для обмундирования, снаряжения, обучения людей, и против неприятеля приходилось высылать не солдат, а свежих рекрут, но это оказывалось достаточным в виду новопринятого образа действий… Был введен рассыпной строй и колонны, требующие меньшей дрессировки людей, в стрелки рассыпали целые полки, колонны походили на кучи; действовали налетами, занимали неприятеля малой войной»[278].

«Вот несколько любопытных строк из письма, найденного на груди немецкого офицера, убитого в сражении при Йене[279]: "…если бы вопрос заключался только в физической силе, мы скоро бы оказались победителями. Французы малы ростом, тщедушны: один немец может одолеть четырех из них. Но в огне они становятся сверхъестественными существами. Ими овладевает неподдающаяся описанию ярость, которой и следа не найти в наших солдатах"»[280].

* * *

«10 апреля Багратион первым открыл боевые действия, взяв, совместно с отрядом австрийских войск, крепость Брешию»[281].

Итак, на страницах нашей книги появился князь Петр Иванович Багратион (1765—1812) — «заклятый друг» и извечный соперник нашего героя. Он был известен Суворову отнюдь не по батюшкиным пирогам, и потому вот как они встретились при прибытии Александра Васильевича к армии:

«"Князь Багратион!" — проговорил Розенберг. Тут отец наш Александр Васильевич встрепенулся, открыл глаза, вытянулся и спросил: "Князь Петр? Это ты, Петр? Помнишь ли ты… под Очаковом!., с турками!.. В Польше!.." — и с распростертыми руками подвинулся к Багратиону, обнял его, поцеловавши в глаза, в лоб, в уста, сказал: "Господь Бог с тобою, князь Петр!.. Помнишь ли? А?.." — Нельзя не помнить, ваше сиятельство, — отвечал Багратион с слезами на глазах, — нельзя не помнить того счастливого времени, в которое служил под командою вашею»[282].

Князь Петр начинал службу отнюдь не в гвардии, но сержантом в Кавказском полевом батальоне. «В 1783 году Багратион выступил в первый поход против чеченцев и затем несколько лет участвовал в боевых действиях Кавказской армии. В 1788 году принял участие в штурме Очакова. В 1794 году воевал под началом Суворова в Польше… Участие в кампании 1794 года, веденной под руководством опытного полководца, имело для Багратиона важное значение, явившись школой для выработки в нем тех боевых приемов, которыми впоследствии он всегда старался подражать своему великому учителю Суворову; вместе с тем это дало последнему возможность подметить в Багратионе талант военачальника-партизана и дать способностям его надлежащее применение»[283].

«Война упорная требовала людей отважных и решительных, тяжкая трудами — людей, исполненных доброй воли. Суворов остановил на нем свое внимание, проник в него, отличил, возвысил! Современники князя Багратиона, исключая одного Милорадовича, не были ему опасными. Сколь ни умеренны были требования Суворова, но ловкий их начальник, провожая их к общей цели, отдалил столкновение частных их выгод…»[284]

Обратим внимание на слова «исключая одного Милорадовича» — здесь все сказано, в них ключ взаимоотношений! Будучи старше по возрасту, Багратион стал генералом в начале 1799 года, почему и считался младше Милорадовича в чине — а это в те времена много значило…