Милорадович

«Шесть недель пришлось провести в полном бездействии. Занимаясь ежедневно обучением войск, Суворов тщательно разрабатывал в часы досуга план отложенного им, но отнюдь не отмененного похода на Геную»[360].

«Робость Венского кабинета, зависть ко мне, как к чужестранному, интриги частных, двуличных начальников, относящихся прямо в Гофкригсрат, который до сего операциями правил, и безвластие мое в производстве сих прежде доклада на 1000 верстах, принуждают меня Вашего Императорского Величества всеподданнейше просить об отзыве моем, ежели сие не переменится. Я хочу мои кости положить в моем отечестве и молить Бога за моего государя»[361], — писал Суворов императору Павлу.

«Вынужденное бездействие Суворова было использовано французами»[362], которые в начале августа предприняли наступление через Генуэзские горы. Главнокомандующим армией был 30-летний генерал Жубер[363].

«Вместе с Моро и Сен-Сиром[364] Жубер выехал на высоту у Нови и тут увидел собственными глазами все расположение многочисленной армии союзников. Прямо перед ним в расстоянии не более двух верст с половиной — стояло до 9500 русских войск: в первой линии — князь Багратион, во второй, позади Поцоло-Формигаро — генерал Милорадович. За этими войсками, еще верстах в шести позади, виднелся лагерь у Ривальты, где осталось до 15 тысяч войска (6100 русских Дерфельдена и 8800 австрийских Меласса). Обратившись влево, к реке Орбе, Жубер увидел две длинные развернутые линии, упиравшиеся правым флангом к реке у Фресонары: тут были уже вместе войска Края и Бельгарда[365], составлявшие до 27 тысяч человек.

Итак, Жубер с 35 тысячами войска как будто нечаянно наткнулся на пятидесятитысячную армию Суворова, за которой еще оставались у Тортоны, на правом берегу Скриви, два корпуса…»[366]

«Еще до зари 4 августа Суворов двинул Края в атаку на левый фланг. Здесь пал Жубер, по первым выстрелам прискакавший в цепь. Командование принял Моро»[367]. «Седый Суворов позавидовал смерти столь знаменитой и велел мне написать в реляции, что он сражался с Жубертом, которого сам Бонапарт называл своим преемником. Вот лучшая ему эпитафия!»[368]

«Первая атака русских велась 10 батальонами, предводительствуемыми генералами Багратионом и Милорадовичем, и была направлена на фронт Нови и ближайших участков позиции. У французов было достаточно сил и времени, чтобы приготовиться к этой атаке и не испытывать никаких опасений. Русские повсюду были отброшены с большими потерями. Тогда Багратион сделал попытку с 4 батальонами обойти Нови с востока. Это движение совпало с маневром дивизии Ватрена. Она атаковала эти 4 батальона с фланга, частью отбросив их к остальным силам, частью приведя их в расстройство и вынудив отступить на Формигаро»[369]. «Храбрость Багратиона и Милорадовича тщетно направляла русских воинов, положение неприятеля было слишком выгодно, и упорство его было отчаянное»[370]. «Апшеронский и Бутырский полки мужественно держались, несмотря на подавляющее большинство неприятеля. Апшеронский полк, предводимый своим храбрым генералом Милорадовичем, несколько раз ходил в штыки, заставляя неприятеля отступать. Во время одной из этих атак был тяжело ранен командир полка полковник Карпов; его место заступил подполковник Инзов»[371].

«Багратион, несмотря на отчаянную храбрость своих войск и поддержку, оказанную Милорадовичем, не смог подняться на высоты и после кровопролитного боя в самом Нови и на склоне высоты вынужден был прекратить атаку и спустить свои войска вниз»[372].

«Князь Петр Иванович Багратион говорил: "Я имел приказание выманить неприятеля из гор на плоскость, и тихо оттягивал назад к боевой линии; французы напирали сильно, и их подчивали мои егеря порядком. Три раза, один за другим, посылал я к Александру Васильевичу своих адъютантов и ординарцев с донесением о ходе сражения, и наконец послал с просьбою о позволении начать натиск; но посланные мои не возвращались; неприятель, заняв довольное пространство места, мною ему данного, остановился, производил с стрелками моими сильную ружейную и пушечную пальбу. Все это заставило меня ехать к самому Александру Васильевичу; один из посланных мною встретился мне на пути, доносил: "Граф спит, завернувшись в плащ". — Что бы это значило? — гадал я; помилуй Бог. Уж жив ли он? — и ускорил бег моей лошади. Впереди колонн корпуса Вилима Христофоровича [Дерфельдена. — А. Б.] стоял круг генералов — я к ним, и вижу невдалеке: Дивный [ А.В. Суворов. — А. Б.] лежит, закутавшись в свой старинный плащ. — Лишь в ответ Дерфельдену сказал я одно слово, как Александр Васильевич откинул с себя плащ, вскочил на ноги. Сказал: "Помилуй бог! Заснул. Крепко заснул… пора!" — А он, по-видимому, вовсе не спал, а вслушивался в слова господ генералов и приезжающих с битвы адъютантов и обдумывал о предстоящем деле. Расспросив меня наскоро о ходе сражения и взглянув на позицию неприятеля, он ту ж минуту повелел мне и Милорадовичу вступить в бой".