Милосердие

Герой романа «Бессонница» Александра Крона, профессор Юдин, целиком и полностью занят своей научной работой. Правда, сам процесс этой работы лишь обозначен, никак не раскрыт. Тут своя крайность. Почему его профессиональные страсти условны. И это несколько схематизирует происходящее. Зато покоряет страсть автора, с какой он исследует нравственный мир героя. Проблема ответственности человека, осознание своей вины за происходящее и за происходившее возбуждает отклик читателя. С этим связан значительный успех романа. Нас привлекает мыслящий герой, обдумывающий свою жизнь, герой интеллигентный. Так же, как и В. Конецкий, Ю. Трифонов, В. Тендряков, так и А. Крон в романе «Бессонница» показывает нравственную высоту, требовательность к себе лучших представителей советской интеллигенции. С легкой руки некоторых писателей мы слишком часто читали и видели нашу интеллигенцию как рефлектирующую, способную лишь к резонерству, критиканству и во многом малоприятную. И слишком редко она предстает перед нами как носительница лучших нравственных качеств нашего народа, как требовательная к себе и другим активно действующая сила, которая, по сути, является творцом и двигателем НТР.

Эпоха НТР сжимает масштабы, помогает видеть быстротечность той литературы, где постановка самых актуальных вопросов не связана с процессами перестройки человеческого сознания. Это эпоха сложных систем, сложных ситуаций, требующих большего раздумья над своими поступками. Читатель ищет героев мысли и души, которые стали бы для него не столько положительными, сколько любимыми героями. Подобно людям, украшающим галерею человечества, — допустим, Льву Толстому, Альберту Швейцеру, подобно таким ученым, как Игорь Курчатов, Николай Вавилов, Нильс Бор.

В литературе сегодня не хватает героев, работающих и мыслящих широко, граждански смело.

Людей действия и духовной красоты, в которых раскрывается передовая идеология времени. Это герои со своими проблемами миропорядка, со своими мировыми вопросами, соразмерными с теми, какие терзали героев Достоевского, Толстого, Горького. Разве сегодня не встает вопрос, зачем человек живет, к чему стремится, что он, один человек, может в этом мире? Думается, что именно новые научные знания, машины, космос — все то, что мы вкладываем в широкоохватное и тем не менее необходимое понятие «НТР», все это заставляет, как никогда раньше, остро задаваться извечным вопросом о смысле человеческого бытия, требует от каждого понять — что же такое «я», что же такое моя душа и на что она имеет право: что такое любовь, что означает смерть, и если смерть, то зачем тогда все?

Великие писатели мира, и русские в особенности, выстрадали современного человека, развили любовь к нему, утверждали жизнь на основе справедливости, по законам красоты и любви, сострадая бедным, униженным и оскорбленным. Ныне, вступая в новые времена, когда мощные изменения так сильно воздействуют на психику человека, когда наука открывает великолепные и опасные возможности познания человека, управления человеком, происходит сближение литературы с жизнью и все более могущественной наукой. Они нуждаются друг в друге. Их соединяют не только забота о благе человека, но и ответственность за судьбу мира и человечества. В этом смысле советская литература всегда служила гуманным идеалам социализма.

Наука и литература, НТР и искусство — два крыла современной культуры, благодаря им человек нашего общества может обрести себя, обрести сокровенность и полноту жизни.

Милосердие

В прошлом году со мной приключилась беда. Шел я по улице, поскользнулся и упал… Упал неудачно, хуже некуда: лицом о поребрик, сломал себе нос, все лицо разбил, рука выскочила в плече. Было это, примерно, в семь часов вечера. В центре города, на Кировском проспекте, недалеко от дома, где живу.

С большим трудом поднялся — лицо залило кровью, рука повисла плетью. Забрел в ближайший подъезд, пытался унять платком кровь. Куда там, она продолжала хлестать, я чувствовал, что держусь шоковым состоянием, боль накатывает все сильнее и надо быстро что-то сделать. И говорить-то не могу — рот разбит.

Решил повернуть назад, домой.

Я шел по улице, думаю, что не шатаясь; шел, держа у лица окровавленный платок, пальто уже блестит от крови. Хорошо помню этот путь — метров, примерно, триста. Народу на улице было много. Навстречу прошла женщина с девочкой, какая-то парочка, пожилая женщина, мужчина, молодые ребята, все они вначале с любопытством взглядывали на меня, а потом отводили глаза, отворачивались. Хоть бы кто на этом пути подошел ко мне, спросил, что со мной, не нужно ли помочь. Я запомнил лица многих людей — видимо, безотчетным вниманием, обостренным ожиданием помощи…

Боль путала сознание, но я понимал, что если лягу сейчас на тротуаре, преспокойно будут перешагивать через меня, обходить. Надо добираться до дома.