Милосердие Латимера

— Мой дед ужаснулся бы, узнав, что произошло на этой земле, мистер Мальтрейверс! — Хибберт чуть не кричал. — Я вам скажу, этот город и эта нация были бы гораздо лучше, если бы следовали собранным им правилам. Мой отец следовал им, так же, как следую и я, но сегодня безнравственность в поведении подрывает и основы общества, которое мы построили. Если бы я имел возможность его спасти, я бы…

— О, Господи, уже так поздно! — Мальтрейверс прервал Хибберта до того, как праведный гнев хозяина достиг высшей точки. — Пожалуйста, простите нас, но мы должны успеть на встречу.

Когда они уходили, Мальтрейверс окинул взглядом портретную галерею в холле, очевидно, представлявшую два предыдущих поколения честных Хиббертов. Алдерман, бородатый аристократ, его сын — гладкий, самоуверенный и правильный, облаченный как мэр…

— Великие люди, — просто сказал Хибберт. — Безупречной репутации и безупречного поведения. — Он улыбнулся с гордостью за свою семью. — Они были Хиббертами. — Фамилия прозвучала как прилагательное, вобравшее в себя все семейные добродетели, и гости, прежде чем уйти, снова посмотрели на портреты с соответствующим моменту вежливым уважением.

— Ну? — требовательно спросила Тэсс, хлопнув дверцей машины.

— Минутку. Помаши советнику Хибберту на прощанье рукой, он любит это.

Тэсс обернулась, ослепительно улыбнувшись Хибберту, а он стоял на пороге своего дома очень важный, полный собственного величия.

Мальтрейверс развернул машину и поехал по дороге, посыпанной гравием.

— Ты нашел ключ? — спросила Тэсс сквозь стиснутые в улыбке зубы.

— О да, я нашел его! — сказал Мальтрейверс, Тэсс повернулась к нему с жадным любопытством. — И осмотрел шкаф. Но я не нашел в нем «Милосердия Латимера».

Тэсс протянула разочарованно:

— И мы вытерпели все это, чтобы ничего не найти?

— Не сказал бы этого. Я узнал, что он хранит в шкафу и почему шкаф под замком. В нем содержится то, что интеллигентные люди называют эротикой, но можно называть это грубее — базарной порнухой, если судить по специфическим фотографиям. — Он улыбнулся своим воспоминаниям, пришедшим на ум. — Советник Хибберт не вор, которого мы искали, но он — довольно грязный старик. Оказывается, и такие правят обществом.

Глава 11

В ранний час субботнего утра Мальтрейверс и Тэсс были разбужены грохотанием грома, обрушившимся на шиферную крышу подобно упавшему дубу; летний ливень был особенно силен и обилен — такое случается во время долгого периода жары. Над Веркастером словно разверзлись небеса.

За окном потемнело, зловещие черные тучи проносились над серой вершиной башни Талбота. Вспышки молнии ослепляли башню и собор, мгновенные всполохи ледяного света пронизывали туманную лавину дождя, и два ливанских кедра, что застыли у женской молельни. Рассвет никак не наступал, июньское солнце поглотила тьма, и буйные валы туч метались над городом. Следующий раскат грома прямо над Пунт-Ярдом заставил обоих вздрогнуть, и в относительной тишине, последовавшей за ним, стали слышны голоса Майкла и Мелиссы, скрип двери и шаги, сначала на лестничной клетке, а потом и на самой лестнице.

— Я иду к себе в комнату, — предупредила Тэсс, — для того, чтобы привести себя в порядок.

Мальтрейверс остался один стоять у окна, наблюдая, как бегут, образуя пену, ручьи по чистым от ливня тротуарам Пунт-Ярда, и думал о Диане, которая, может быть, еще жива, где-то под дождем, без помощи, изуродованная, страдающая от немыслимой боли. На его лице, еще вечером оживленном беседой с Хиббертом, теперь застыло горькое выражение — буря вызывала у него нерадостные предчувствия и показалась дурным предзнаменованием. Пройдет немало времени, прежде чем он будет в состоянии улыбаться.

Бурю отнесло куда-то на запад, и теперь слышались лишь глухие отголоски грома. Дождь стал затихать, а вскоре и вовсе смолк. Солнечные лучи неожиданно прорвались сквозь облака и осветили мокрые деревья, с которых еще падали капли дождя, влажную траву, смятые дождем цветы. Мальтрейверс открыл окно, прислушиваясь к пению птиц и журчанию дождя в водосточных трубах: от земли поднималось теперь тепло, превращаясь в призрачный пар. Где-то далеко прогудел поезд, а во дворе загрохотала тележка молочника.

— Доброе утро! — закричал он, увидев Мальтрейверса. — Нам очень нужен был дождь! Какой после него воздух!..

Мальтрейверс улыбнулся в ответ, ничего не сказав.

После завтрака позвонил Джо Голдман. Его непривычно угрюмый голос, вопреки присущему неиссякаемому оптимизму, явился еще одной гранью в ауре общей печали. Были стерты с кассет видеозаписи, где Диана рассказывала детям разные истории и сказки, а на ее роли в манчестерском Королевском театре нашли новую актрису. В офис Голдмана постоянно приходили соболезнования, одно из них — от Забински.

— До сих пор никаких новостей? — спросил Джо.

— Нет.

— Гас, ты думаешь, она еще жива?

— Не знаю, что и думать. Но любая новость может быть ужасна.

— Ты не поверишь, Гас, но вчера я ходил в синагогу. Я в синагоге — представляешь? Искал рабби Гринберга, но он, оказывается, умер двадцать лет назад. Я молился за нее, Гас.