Читаем Милосердие смерти полностью

Началась рутинная врачебно-полевая жизнь. Наша задача заключалась в оказании первой врачебной помощи и подготовке раненых к дальнейшей эвакуации. Операционная и реанимационная палатки были оснащены на удивление прекрасно, гораздо лучше, чем в нашем окружном госпитале. Немецкие наркозные аппараты, импортные транспортные мониторы и четыре аппарата ИВЛ[3] – воистину невиданное для российской глубинки оснащение (да и в столице не в каждой больнице такое было). Аптека была также на уровне: фторотан, фентанил, кетамин, миорелаксанты на любой вкус и цвет, одноразовые эпидуральные наборы, маркаин, лидокаин, самые современные антибиотики, ящики с инфузионными средами, ящиков двадцать рингер-лактата и ящиков десять альбумина. Мы попали в рай – рай анестезиолога-реаниматолога.

Потом нам представили наших помощниц, сестер-анестезисток – да уже ради этого стоило ехать сюда. Их было четыре: Драгана, Любица, Гордана и Валерия. Я как сейчас помню их, стоящих перед реанимационной палаткой, в прекрасно подогнанной под их модельные фигурки полевой форме, в легких кроссовочках, с сияющими и смеющимися лицами.

Стоял июль. Сухая теплая погода, без изматывающей жары днем и приятной прохладой по ночам. Чистейший воздух и прекрасная кухня. Говорили, что наш повар со своей командой прибыл из одного из лучших ресторанов Белграда. Курорт. В день нашего прибытия эвакуировали последнюю партию раненых. Так что работы на сегодняшний день не было.

Вечером в госпитальной палатке все собрались за одним столом. Ужин больше напоминал встречу старых друзей в ресторане на открытом воздухе. Вино было, но пили все мало, не больше бокала за весь вечер. Операционные сестры Миряна и Радойка были под стать нашим анестезисточкам, так же красивы и молоды. Невероятная концентрация красоты на столь малой площади.

С первой минуты было понятно, что ангелы-амурчики уже вовсю кружатся над нашим столом, и стрелы из их волшебных амурных луков наверняка уже были пущены. Мое сердце точно было поражено. Я понимал, что это неприлично, но не мог отвести взгляда от Драганы. Белокурая, с голубыми глазами на половину лица, нежными, чуть припухлыми губками, она являлась реинкарнацией Лопухиной с известной картины Боровиковского, только еще красивее и милее. Она несколько раз удивленно смотрела на меня, и я осознавал всю свою нетактичность и русскую развязность, но, поверьте, ничего не мог поделать. Ужин закончился, и все начали расходиться по своим палаткам. Мы с хирургами спали в одной палатке, наши сестрички в двух соседних.

Курорт закончился под утро. В пять утра пришел грузовик с ранеными и убитыми. Один из наших отрядов нарвался на засаду хорватов – из сорока человек уйти на своих ногах посчастливилось лишь шестнадцати. С собой им удалось вытащить двух погибших и четырех тяжело раненных. Они дошли до ближайшего опорного пункта, постоянно отстреливаясь на ходу. Через два часа подошло подкрепление, но хорваты исчезли в ночи. Наших же солдат погрузили в грузовик, санинструктор оказал первую доврачебную помощь, и через четыре часа после ранений их доставили к нам.

Расклад был невесел: два проникающих огнестрельных ранения в брюшную полость у двух бойцов, пулевое ранение нижних конечностей у третьего и минно-взрывное ранение в голову у четвертого.

Первая машина с ранеными пришла в пять утра. Мне пришлось работать на два стола.

Чехов моментально произвел сортировку:

– Раненного в голову – в реанимацию, в наркоз и на ИВЛ. Раненного в конечности – в реанимацию и на предоперационную подготовку. Раненных в живот – на операционные столы. Оперируем в две бригады. Артем на наркозах. Юра в реанимацию. Да, и срочно вызываем вертолет, если возможно. Если начнет ухудшаться раненный в голову, берем на стол после животов. Конечно, после операционной стерилизации.

У первого раненого пули прошили кишечник, у второго – печень, желудок был задет у обоих. Кровопотеря литра два у каждого. Группа крови у обоих известна. В отряде были доноры, которых тут же отправили на забор крови, которая тут же живительно понеслась в вены моих подопечных.

Я работал на два стола, со своими ангелами-анестезистками, Горданой и Любицей. Помимо неземной красоты, они были еще и прекрасными специалистами, ничуть не уступающими в знаниях и умениях врачам. Свежезабранная от доноров кровь буквально оживила наших бойцов, и через четыре часа двое раненых были переведены в реанимационную палатку в стабильном состоянии, правда, еще в наркозе. Я надеялся, что они были готовы к эвакуации на следующий день.

Драгана и Валерия были так же восхитительны в реанимации, как и их подружки в операционной. Раненный в голову был абсолютно стабилен, даже без вазопрессоров, и если бы не наркоз, то и не в коме. Раненный в конечности был абсолютно готов к операции – он был взят на первичную хирургическую обработку и стабилизацию переломов. Нашим бравым хирургам-травматологам не составило труда собрать две голени и бедро бедному бойцу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Профессия: врач. Невыдуманные истории российских медиков

Милосердие смерти
Милосердие смерти

Если спросить врача-реаниматолога о том, почему он помнит только печальные истории, он задумается и ответит, что спасенных им жизней, конечно же, большинство… Но навечно в сердце остаются лишь те, кого ему пришлось проводить в последний путь.Спасать жизни в России – сложная и неблагодарная работа. Бесцеремонность коллег, непрофессионализм, отсутствие лекарств и оборудования, сложные погодные условия – это лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться рядовому медику в своей работе. Но и в самый черный час всегда остается надежда. Она живет и в сердце матери, ждущей, когда очнется от комы ее любимый сын, есть она и в сердце врача, который несколько часов отнимал его у смерти, но до сих пор не уверен, смог ли…Истории в этой книге не выдуманы, а собраны по крупицам врачом-реаниматологом, который сделал блестящую карьеру в России и бросил все, когда у него попытались отнять самое ценное – человечность. Это честный рассказ о том, чего нельзя узнать, не поносив медицинского халата; о том, почему многие врачи верят в Бога, и о том, как спасение одной чужой жизни может изменить твою собственную.

Сергей Владимирович Ефременко

Биографии и Мемуары
Вирусолог: цена ошибки
Вирусолог: цена ошибки

Любая рутинная работа может обернуться аварией, если ты вирусолог. Обезьяна, изловчившаяся укусить сквозь прутья клетки, капля, сорвавшаяся с кончика пипетки, нечаянно опрокинутая емкость с исследуемым веществом, слишком длинная игла шприца, пронзившая мышцу подопытного животного насквозь и вошедшая в руку. Что угодно может пойти не так, поэтому все, на что может надеяться вирусолог, – это собственные опыт и навыки, но даже они не всегда спасают. И на срезе иглы шприца тысячи летальных доз…Алексей – опытный исследователь-инфекционист, изучающий наводящий ужас вируса Эбола, и в инфекционном виварии его поцарапал зараженный кролик. Паника, страх за свою жизнь и за судьбу близких, боль и фрустрация – в такой ситуации испытал бы абсолютно любой человек. Однако в лаборатории на этот счет есть свои инструкции…

Александр Чепурнов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное