Милослава: (не)сложный выбор

— Наслышан, — качнул головой Аристарх. — Завидная супруга у Максимилиана. Молодая, сильная. Я всё думал — где подвох? Страшна ли как смертный грех или сварлива? Нет, вижу — и лицом, и фигурою дева хороша, а что до характера — Макс не жаловался.

Я мысленно ответила, что Оберлингу жаловаться не с руки: я его, пожалуй, сильнее. Надо будет — и зверя его снегом замету, закружу. Но вслух, конечно, я этого говорить не стала, предпочитая сорвать свою раздражительность на ни в чем не повинном пироге.

Слуги явно веселились более, чем мы — я несколько раз заглядывала в столовую, выпивала с ними вина (этак я не хуже Оберлинга сопьюсь) и даже станцевала пару танцев. Гленн играл на каком-то незнакомом мне музыкальном инструменте, похожем на надутого ежа, ощетинившегося множеством иголок-трубок, один из деревенских великолепно играл на свирели, а у Двана, как оказалось, имелась гитара. Здесь мне нравилось больше, чем в салоне. В конце концов я здесь и осталась, да и Кирьян тоже перебрался сюда. И меня совершенно не мучила совесть от того, что я бросила Оберлингов в одиночестве. Хотя Максимилиан и появился в столовой, и даже вручил всем по красивой золотой монете в подарок. А мне он ничего не подарил.

Кажется, я напилась вдрызг. Мне было весело и жарко, я шутила и сама хохотала над своими шутками, перед глазами всё плыло и двоилось. В конце концов супруг обнаружил мебя в коридоре, признающуюся в любви замку Нефф и клятвенно обещающую сделать для него подарок чуть позже.

— Ты опять пьяная, — попенял мне Оберлинг, подхватывая на руки.

— Сегодня праздник, — хихикнула я. — Дозволительно.

— Два дня подряд?

— Плевать! — заявила я, дрыгая ногами. — Имею право! Я, может, с горя напиваюсь! И вообще, буду пить каждый день. Тебе можно — а мне что, нельзя?

— И какое же у тебя горе? — закатил глаза Макс.

— Меня муж не люби-и-ит!

— А ты его любишь? — он аж остановился, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Немного люблю, — царственно кивнула я. — Но замок Нефф люблю больше. Что встал? Поехали! Н-но, лошадка!

Оберлинг тяжело вздохнул и понес меня дальше, в спальню. Бросил на кровать и ловко принялся освобождать меня от платья, кажется, рассчитывая на продолжение. Но не тут-то было — я уснула уже на этапе снятия чулок.

--

— Я никогда больше не буду пить, — бормотала я, стараясь не шевелить головой, в которой от малейшего движения будто перекатывалось каменное ядро.

Перед глазами плясали мушки, противный вкус во рту не заглушал даже сладкий медовый взвар. Тело ломило. Оберлинг выглядел возмутительно свежим — хотя он, кажется, пил не меньше. Наверное, привык уже. Весь день я провалялась в постели — в его постели — страдая и жалея себя, и даже не вышла проводить гостя, за которым прислали портальщика. Кирьяну предлагали оказию в столицу, но он предпочел задержаться у нас еще. Максимилиан не возражал.

К ужину я всё же собралась с силами и спустилась вниз. В замке была тишина; слуги выглядели не менее помятыми, чем я. Зато Оберлинг и Браенг сидели в салоне и мирно обсуждали цены на зерно и решали, какая порода овец более приспособлена к жизни в горах.

— Милослава? — поднял на меня глаза супруг. — Ты выглядишь… лучше, чем утром.

Я осторожно уселась в кресло.

— Я вчера вела себя… неприлично? — рискнула спросить у мужчин.

— Ни в коем случае, — ответил Макс. — Ты была веселой, но не чрезмерно.

— Боюсь, что твоему родичу я пришлась не по вкусу.

— О, напротив — Аристарх восхищался тобой, — уверенно ответил Оберлинг, смотря на меня честными голубыми глазами. — Он сказал, что ты моя награда за все страдания.

— А он вообще кто?

— Аристарх — глава рода Оберлингов, — пояснил супруг.

Я застонала и опустила голову. Муж сел рядом со мной, взяв мою руку в свою ладонь и приподнимая пальцем мой подбородок.

— Никогда не принижай себя, — твердо сказал он. — Ты умная красивая женщина. Чем скорее ты начнешь так думать о себе, тем быстрее это увидят другие. Кстати, у меня для тебя подарок к Зимнепразднику.

Он снял с мизинца перстень с крупным зеленым камнем и надел мне на безымянный палец. Я заморгала глазами в изумлении.

— Это перстень моей матери, — пояснил он, очевидно, опасаясь, как бы я не решила, что он дарит мне кольцо кого-то из жен. — Признаться, мысль о женитьбе была мне противна, но я рад, что так вышло. Ты прекрасный человек и добрая жена.

Я опустила голову, желая скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Это было неожиданно приятно. В груди разливалось тепло.

В сущности, для чего нам в жизни любовь, да и нужна ли нам она? Ведь у меня есть дом, есть ценящий и уважающий меня муж, который, кажется, даже завязал с выпивкой. Есть горы, от которых захватывает дух. Есть дядюшка, к которому я искренне привязалась. Есть сразу две бабки, хоть какие-никакие, а родственницы. Возможно, мы с ними поладим когда-нибудь. Я знаю что отец, мачеха и сестра живы и здоровы.