— Да почитай, что всѣ двадцать, — отвѣтили ей.
— Охъ, не могу родныя! Охъ, не могу, голубушки! — застонала она. — А коли пятнадцать откладывать — двѣсти не выйдетъ?
— Нѣтъ, матушка, больше году ждать надо.
— Охъ, не могу, двадцати откладывать, не могу!
Но отъ мысли отложить двѣсти рублевь она, тѣмъ не менѣе, не отказалась и начала отказывать себѣ во всемъ, чтобы скопить эти деньги.
Прошло мѣсяцевъ пять или шесть, какъ вдругъ Петръ Васильевичъ получилъ записку:
«Ваше превосходительство, тетенька ваша находится въ болезни и просятъ васъ простица съ нею.
За симъ имѣю честь быть по порученію ихъ квартирохозяйка
Овдотя Силина».
Петръ Васильевичъ поскакалъ къ теткѣ и нашелъ ее въ очень плохомъ положеніи. Она едва говорила. Уголъ, занимаемый ею, былъ тѣсенъ и сыръ.
— Зачѣмъ вы перебрались изъ свѣтлой комнаты сюда? — спрашивалъ ее Петръ Васильевичъ.
— Охъ, батюшка, средствъ не хватало платить! Охъ, жить я не умѣю! — стонала тетка. — У дяденьки твоего, какъ у Христа за пазухой, жила, ничего-то не знала, все-то готовое было, разсчитать теперь ничего не умѣю… Прежде все крестьяне тебѣ и принесутъ, и сдѣлаютъ. А тутъ мужикъ — грабитель, за все-то содрать норовитъ…
— Вы звали доктора? — спросилъ Петръ Васильевичъ.
— Охъ, нѣтъ… Охъ, заплатить нечѣмъ! — стонала больная.
Петръ Васильевичъ приказалъ послать за докторомъ.
— Пожалуйста, только переведите больную въ другую комнату, а то неловко принять здѣсь доктора, — сказалъ онъ хозяйкѣ. — Я заплачу, сколько будетъ нужно…
— Хорошо, батюшка, хорошо! — засуетилась квартирная хозяйка.
Докторъ пріѣхалъ, осмотрѣлъ больную и сказалъ, что у нея сильный упадокъ силъ и малокровіе отъ недостатка питанія и отъ плохого помѣщенія.
Петръ Васильевичъ заѣхалъ на другой день справиться о результатѣ докторскаго посѣщенія.
— Охъ, ничего не сказалъ, — проговорила прерывающимся голосомъ больная. — «Ѣдите плохо, говоритъ, помѣщеніе дурно». Прописалъ что-то. «Вы, говоритъ, чуть не умерли отъ голода». «Да изъ чего, говорю, я роскошничать-то стану, здѣсь за все и про все плати, а денегъ-то гдѣ взять…» «Вы, говоритъ, не родня Дерюгину-Смирницкому, директору департамента?.:» Это какъ рецептъ-то стать писать да фамилью спросилъ. «Нѣтъ, говорю…» Солгала… охъ, на старости лѣтъ солгала… для тебя, дорогой мой… «Странно, говоритъ, я думалъ, что другихъ Дерюгиныхъ-Смирницкихъ нѣтъ. А то, говоритъ, я поѣхалъ бы къ нему попросить помочь вамъ!..» Охъ, не надо, говорю, не надоі..
Петръ Васильевичъ кусалъ губы. Ему было неловко, что старуха лжетъ изъ-за него. Онъ даже внутренно упрекалъ себя за то, что онъ давалъ ей только двадцать рублей въ мѣсяцъ. На эти деньги трудно вообще прожить, а ей это было еще труднѣе, такъ какъ она не умѣла разсчитывать, экономничать.
— Васъ надо въ больницу помѣстить, — довольно ласково сказалъ онъ. — Я найму комнату тамъ.
— Охъ, хорошо… Только обносилась я вся… въ чемъ поѣду-то… бѣлье узлами связано… Мнѣ-то ничего, да тамъ-то увидятъ… узнаютъ вѣдь, кто я… Охъ, ужъ лучше бы бросить меня околѣвать… а то только тебя въ изъянъ ввожу…
— Надо сдѣлать все, поторопиться надо, — замѣтилъ племянникъ, прерывая больную.
— Вотъ тоже чепчичекъ бы какой ни на есть… да носовые платчишки… а то въ тряпки сморкаюсь… изъ старыхъ сорочекъ нарвала.
Петръ Васильевичъ потерялъ голову; цѣлый день онъ разъѣзжалъ за покупками, нанялъ номеръ въ больницѣ для платящихъ, нанялъ карету и свезъ больную въ нанятое помѣщеніе. Дня два онъ былъ спокоенъ и даже благодушествовалъ, сдѣлавъ доброе дѣло, но на третій день явился сторожъ съ письмомъ отъ сестры милосердія, гдѣ его превосходительство просили прислать чаю, такъ какъ въ больницѣ для платящихъ чаю не полагается. Петръ Васильевичъ купилъ чаю и поѣхалъ къ теткѣ.
— Охъ, родной, прости, что побезпокоила! Два дня все поджидала… Не хотѣлось просить сестру милосердія писать къ тебѣ… не хочу, чтобы знали, что твоя тетка безграмотная… мнѣ-то самой что… а вотъ тебя не хочу конфузить… И то сказала, что рука дрожитъ, такъ потому не могу писать… Ну, спасибо, что привезъ чайку старушонкѣ… Теперь, кажется, ничего больше не надо…
Съ полчаса Петръ Васильевичъ просидѣлъ у тетки. При выходѣ изъ ея номера онъ былъ остановленъ сестрой милосердія.
— Пожалуйста, навѣщайте нашу больную, а то она такъ скучаетъ. Мы ужъ ей и книги предлагали, но она плохо видитъ, хотя и хотѣлось бы ей почитать… ей очки бы нужно…
— Да, да, я куплю, — въ смущеніи пробормоталъ Петръ Васильевичъ, поспѣшно раскланиваясь съ сестрой милосердія.
На слѣдующій день онъ не поѣхалъ къ теткѣ. Но уже вечеромъ его начали мучить вопросы:
— Не надо ли ей еще чего-нибудь? Не станетъ ли она опятъ просить за нее писать письмо? Не станутъ ли говорить въ больницѣ, что онъ бросилъ и забылъ свою родственницу? Главный докторъ служитъ съ нимъ въ одномъ вѣдомствѣ и можетъ чортъ знаетъ что выдумать про него. Скверно тоже, если поразспросятъ ее; онъ вездѣ говорятъ о своей «фамиліи», о своемъ «родѣ», а тутъ вдругъ…
Онъ провелъ очень тревожно ночь и на слѣдующій день уже около полудня былъ у тетки.