— Я стану еще красивее, когда вырасту, — сказала Озма. — Зилла всегда так говорит.
— Шестнадцать, — сказала Озма, хотя точно она не знала. Год назад у нее начались месячные. Зилла этому не обрадовалась.
В дороге Озма одевалась по-мальчишески и завязывала черные волосы в простой хвост. Но все равно каждый день продолжала утягивать грудь тряпицей.
— В один прекрасный день, — сказала она, — Зилла подыщет мне мужа. Богатого старика с поместьем. Или юного повесу с большим наследством. Но до тех пор, пока я не выросла слишком большой, я больше полезна ей как ребенок. Зиллина Принцесса-Обезьянка.
— Что я вижу, назови. Я загадала, ты води! — сказала Озма.
— Мышонок, — ответила Озма. — Он пробежал под колесами кареты.
— Домой, — сказала Озма.
— Не знаю, — ответила Озма.
Если верить Зилле, отцом Озмы был принц Подземелья, дипломат из далекой страны Торлал, шпион, головорез с ножом в переулках Бенина. Нерен был низкорослый, и его пронзительные черные глаза напоминали Озмины, но он не был ее отцом. Если бы был, она бы опустила в поток ленту и выловила бы его дух, как на удочку.
Они устроили стоянку в поле, поросшем белыми цветами. Озма накормила и напоила лошадей. Потом принялась собирать цветы — она решила насобирать их столько, чтобы можно было сделать для Зиллы постель из лепестков. Она нарвала кучку цветов высотой примерно до колена, а потом утомилась. Зилла развела огонь и выпила вина. Она не сказала ничего ни про Нерена, ни про дом, ни про белые лепестки, зато после заката научила Озму паре простых заклинаний: как зажигать на спинках зеленых жуков, бегавших по поляне, огоньки; как вызывать маленьких бесят, которые жили внутри деревьев, кустов и камней.
Зилла и каменные бесята немного поболтали на отрывистом гортанном языке, Озма с трудом их понимала. Потом Зилла подалась вперед, поймала бесенка за хвост и сломала его длинную шею. Остальные бесята разбежались кто куда, а Зилла гонялась за ними с ухмылкой. В ней было что-то волчье: она рыскала по поляне на четвереньках, металась из стороны в сторону. Озма и духи сидели и смотрели, как она схватила еще двух бесят, а потом не спеша вернулась к стоянке, раскрасневшаяся, усталая и довольная, держа болтающихся в воздухе бесят за хвосты. Она заточила пару палочек и зажарила бесят на костре, как перепелов. К тому времени, как они приготовились, она уже успела порядком налакаться. Озме она вина так и не предложила.
В бесятах оказалось много мелких острых костей. Зилла съела двух. Озма погрызла окорочок, жалея, что все столовое серебро они оставили в Абале. При ней остался только нож для табака. Вязкие жареные глаза бесенка смотрели на нее с укоризной. Она зажмурилась и оторвала ему голову. Но все равно оставались еще маленькие ручки, пальцы на ногах. Это было все равно что есть младенца.
— Озма, — сказала ей Зилла, — ешь давай. Ты мне нужна здоровой. В следующий раз будет твоя очередь приманивать ужин.
Зилла спала в карете. Озма положила под голову кучку белых лепестков, а констебль, императрица и мальчик-котенок пристроились у нее в волосах.
Всю ночь по лагерю бегали зеленые жучки с мерцающими огоньками на спинках. Им это, по всей видимости, не мешало, а смотрелось очень красиво. Озма несколько раз просыпалась среди ночи, и всегда земля казалась живой из-за движущихся зеленых огоньков. В этом вся загвоздка с магией. Иногда она была прекрасна, а иногда Озме казалось, что магия несет одно только зло, как проповедовали священники. Ты можешь убивать, можешь врать и красть (Зилла так и поступала), а потом достаточно поставить нужное количество свечек в храмах — и ты прощен. Но если ты ешь бесят и ловишь духов на ленточки и талисманы — значит, ты ведьма. А ведьмы прокляты на веки вечные. Озме всегда казалось, что в целом мире у нее есть только Зилла, а у Зиллы есть только она, Озма. Возможно, дома все будет по-другому.