Милые семейные разборки

В этом месте Регина промолчала. Бывает такое молчание, которое выразительнее любых слов, даже для подслушивающего через чуть прикрытую дверь.

Но Генриху снова пришлось отвлечься от интимной беседы со своей секретаршей. Послышался сиплый мужской бас, который по-немецки осведомлялся у Штайнера относительно времени запуска новой линии на его игрушечной фабрике. Следом за ним, умело используя паузы в речи немца, дробно сыпала свою скороговорку переводчица.

Судя по мгновенно сменившемуся тембру Штайнера, я поняла, что он говорит с самим консулом. Теперь Генрих был предельно вежлив, исполнен чувства собственного достоинства, но слегка подобострастен.

Звуки разговора стали удаляться — говорившие медленно отходили от двери. До меня явственно доносился звон бокалов — очевидно, уже начали разносить подносы с шампанским.

За моей спиной послышался быстрый топот ног, и в коридор вбежала Джуля, оставив за собой незахлопнутую дверь. Девочка выглядела запыхавшейся.

— Вот вы где! — радостно приветствовала она меня. Можно было подумать, что Джуля обежала все здание в поисках своей «учительницы».

— Я-то здесь, а вот где черти носят тебя? — поинтересовалась я. — Ты не забыла о том, что должна постоянно находиться возле отца?

— Оказывается, это не так-то просто, — виновато ответила Джуля.

— А раз так, то я считаю нашу договоренность расторгнутой, — развела я руками. — Мне придется открыть карты твоему папочке.

Джуля попыталась сделать умоляющее лицо, но я была тверда как скала.

После третьего «нет» с моей стороны она перестала меня уламывать и, оправив подол платьица, покорно склонила голову. В этот момент Юлия Штайнер снова казалась гораздо моложе своих лет.

Переходный возраст любопытен еще и тем, что может направлять свой вектор как в одну, так и в другую сторону. Один и тот же человек может казаться вполне сформировавшимся и почти зрелым, а через минуту вновь превращаться в сущего младенца, готового играть в паровозики и прыгать на одной ножке.

«Вот и связывайся после этого с младенцами, — снова укорила я себя, глядя на то, как Джуля сосредоточенно что-то чертит носком туфельки на мраморном полу коридора. — Поделом тебе, Женя Охотникова, не будь впредь такой самонадеянной!»

Глядя на погрустневшую Джулю, мне захотелось ее утешить, и рука непроизвольно потянулась к девочке — погладить по голове, сказать какие-нибудь ласковые слова. Но я решила, что не стоит разводить нюни — пора действовать. Я взяла Джулю за руку, снова натянула на себя маску учительницы, и мы вышли в холл.

Прием вяло подвигался к основной его части — фуршету, который должен был иметь место в освобожденном от излишней мебели конференц-зале. Там же намечалась выставка игрушек — с первого года существования фирмы Штайнера — плюс демонстрация новых моделей.

Штайнер был окружен плотной толпой гостей, и я просто не могла бы к нему пробиться, не то что поговорить.

Поэтому, продолжая держать Джулю за руку — она уже попыталась улепетнуть вслед за рабочим, который нес огромного поролонового медвежонка, — я медленно прохаживалась по холлу, стараясь держаться в непосредственной близости от Генриха.

Между тем среди недавно прибывших гостей мое внимание привлекли несколько фигур.

Роскошно одетая женщина с иссиня-черными глазами стояла возле кадки с пальмой вместе с девушкой, которая была лет на пять старше Джули, во всяком случае, на первый взгляд. Принимая во внимание сходство лиц, можно было предположить, что это мать с дочерью.

Рядом с ними находились двое мужчин — вальяжный великан в бархатном пиджаке и невзрачный брюнет с галстуком, съехавшим на сторону.

Оба они обращались к спокойно стоявшей женщине, но ее глаза были устремлены на Генриха, который что-то с жаром объяснял чиновнику из областной администрации.

При этом Штайнер не упускал возможности постреливать глазами в сторону дамы под пальмой, и взгляды его были настолько откровенны, что начинало казаться, будто пыл его аргументов абстрагируется от слов и направляется конкретно этой женщине.

«Наверное, Штайнер неплохой любовник, — подумала я, — если умудряется ласкать глазами женщину, не отрываясь от деловой беседы».

Но объект его внимания не отвечал Штайнеру таким же образом. Женщина была грустна и рассеянна. Что же касается ее чада, то девушка-подросток вообще выглядела испуганной и потерянной.

А мужчины вокруг них не унимались. Бархатный пиджак, дымя дешевой сигарой, толковал что-то о заказных рецензиях в центральной прессе и предстоящих гастролях, которые должны иметь непременный успех.

— А ты бываешь в театре, которому помогает твой папа? — спросила я у Джули.

— Иногда, — ответила девочка. — То вместе с папой, то ходим всем классом. Видите вон ту тетю под пальмой? Это, как говорит папа, прима. Она играет в «Трех сестрах» и в «Маскараде». Очень здорово, когда муж в последнем акте травит ее лимонадом. А сам потом очень переживает. Наша директриса даже прослезилась.