Милый ангел

Скоро я обнаружила, что у меня совсем не остается времени обедать с Пэппи – мы перекусываем на бегу. За четыре часа, которые я провела на новом месте, к нам привезли трех больных с подозрениями на трещины позвоночника, переломовывихом Потта на большеберцовой, малоберцовой и таранной костях, несколькими осколочными переломами длинных костей, трещинами ребер, десятками других травм и одного с серьезной травмой головы и в коме, которого прямо от нас увезли в нейрохирургию на операцию. Как только Крис перестала дуться на врачей, она приняла меры, чтобы хотя бы внимание пациентов мне не доставалось безраздельно. На этом мы и поладили.

Наша лаборатория официально открыта с шести утра до шести вечера. Крис взяла себе раннюю смену, чтобы заканчивать к двум, а мне предстояло выходить на работу к десяти и заканчивать ее в шесть.

– Никогда не видела, чтобы мы заканчивали вовремя, – заявила Крис, в половине четвертого застегивая пальто, надетое поверх формы, – с другой стороны, такая у нас работа. Я не одобряю, когда задерживают младших лаборанток, так что будьте любезны отпустить ее в четыре – конечно, если ничего экстренного не случится.

«Будет исполнено, мэм».

Я освободилась только в восьмом часу – такая усталая, что уже подумывала, не взять ли мне такси. В конце концов я поплелась домой пешком, хотя и знала, что в Сиднее девушкам по вечерам лучше не бродить. Но я рискнула, и ничего со мной не случилось. До самой больницы Винни я не встретила ни души. Ну все, спать. Я вымоталась.

Вторник

16 февраля 1960 года

Сегодня я наконец-то увиделась с Пэппи. Толкнув входную дверь, я чуть не сшибла ее с ног. Наверное, она просто шла прогуляться, потому что отменила прогулку и согласилась зайти ко мне в гости на кофе.

Устроившись в кресле, я присмотрелась и вдруг заметила, что Пэппи неважно выглядит. Ее кожа стала желтоватой, глаза – более узкими, чем обычно, под ними появились черные круги усталости. Губы припухли, за ушами виднелись уродливые ссадины. Вечер выдался теплым, но Пэппи не снимала кофту с длинными рукавами – значит, у нее и руки в синяках?

Готовлю я отвратительно, потому предложила самое простое: жареные сосиски с салатом из сырой капусты и картошки, который мне до сих пор не приелся. Пэппи с улыбкой покачала головой.

– Попроси Клауса, пусть научит тебя готовить, – посоветовала она. – Он гений, а у тебя темперамент в самый раз для поварихи.

– А каким он должен быть, этот темперамент? – спросила я.

– Как у тебя. Ты расторопная и организованная, – ответила она и откинула голову на высокую спинку стула.

Конечно, я поняла, что стряслось. Кто-то из воскресных гостей грубо обошелся с Пэппи. Но она, само собой, не призналась бы в этом даже мне. Меня так и подмывало объяснить ей, чем она рискует, ложась в постель с едва знакомыми мужчинами, но что-то меня остановило, и я промолчала. Хотя с Пэппи я ладила лучше, чем с Мерл, – интересный подтекст! – у меня возникло неожиданное чувство, что кое в какие дела мне не стоит соваться. Мы с Мерл были равными, пусть даже она пережила пару бурных романов, а я ни одного. С другой стороны, Пэппи не только на десять лет старше меня, но и гораздо опытнее. Мне не хватит духу даже притворяться, будто я ей ровня.

Пэппи жалела, что в последнее время мы редко видимся – не обедаем вместе, не ходим до больницы и обратно. Крис Гамильтон она знала и считала стервой, так же как и я.

– Ты с ней поосторожнее – вот как она выразилась.

– Если ты хочешь сказать «на мужчин не заглядывайся», я так и делаю, – ответила я. – Хорошо, что у нас дел по горло. Пока она поит чаем какого-нибудь болвана в белых штанах, я работаю. – Я осторожно прокашлялась. – А у тебя все хорошо?

– Так себе, – со вздохом ответила она и сменила тему: – Ты с Гарольдом уже встречалась? – Вопрос был задан нарочито небрежно. Он удивил меня.

– С учителем, который живет надо мной? Нет.

Развивать эту тему Пэппи не стала, и я последовала ее примеру.

Она ушла, а я поджарила себе пару сосисок, с аппетитом съела, закусывая салатом из картофеля и сырой капусты, а потом в поисках общения отправилась наверх. Чтобы явиться на работу к десяти, рано вставать не надо, и я поняла: если я лягу спать сейчас, то проснусь вместе с птицами. К Джим и Боб явно заглянули гости: из-за двери доносился гул незнакомых голосов и безудержный звучный хохот. Лестница в мансарду Тоби была опущена, я позвонила в колокольчик, который он пристроил у входа специально для гостей, и дождалась разрешения войти.

Тоби стоял у мольберта, зажав в зубах три кисточки, а четвертую держа в правой руке. Левой рукой он размазывал по сухой поверхности холста микроскопическое пятнышко краски. Получалось что-то вроде негустой струйки дыма.

– А ты левша, – вдруг сообразила я, садясь в белое вельветовое кресло.

– Наконец-то заметила, – усмехнулся Тоби.

Может, картина у него на мольберте и была шедевром – не мне судить. Я видела на ней что-то вроде террикона, над которым в грозовое небо поднимался дым. Удачно были схвачены только цвета – удивительно броские, неожиданные.