Милый бо-пэр!..

— Ты здесь, Тамаш? — Весело: — И о чем же это вы тут вдвоем беседуете?

— Барышня, — сказал я, — либо войдите в комнату, либо останьтесь за порогом. Вам, должно быть, известно, что я не терплю перекличку через распахнутые двери.

Но она все же осталась в дверях — готовая к бегству?

— Уж не сказал ли ты? — вдруг взволновавшись, спросила она Тамаша.

— Сказал.

— Все?

— Все, — ответил Тамаш.

Девочка прикрыла за собой дверь. Ее лицо пылало, шея тоже. Она по-прежнему стояла у двери.

— Все? — переспросила она. И двинулась к моей постели: ноги несли вперед, душа увлекала назад.

— Все правильно, дети мои, — сказал я. — Правильно. Старость молодости не пара. А уж если к ним еще и третье поколение прибавится…

Внезапно девочка бросилась ко мне со всех ног и у самой кровати присела на корточки. В ее глазах стояли слезы. Она схватила мою безвольно висевшую руку, поцеловала. Я, конечно, отдернул ее, но она продолжала все так же сидеть на корточках перед кроватью.

— Милый, дорогой бо-пэр, — сказала она чуть слышно, — ничего, ничего не бойтесь! Я каждый день стану приходить к вам, каждый день! Вы только подумаете про меня, а я уже тут как тут, даже звать не нужно — я угадаю, вы же знаете. Каждый день буду здесь, а по воскресеньям и Тамаша прихвачу. Вот увидите…

По ее побледневшим щекам катились детские, крупные слезы, даже всхлипы сдержать она не умела.

— Не плачьте, барышня, — сказал я, — и, главное, меня не утешайте. О вашем переезде я весьма сожалею, но в отчаяние из-за этого не прихожу. Короче говоря, вы беременны? И уверены в этом?

— Уверена.

— На котором же месяце?

— На третьем.

— У врача были?

— Были, милый бо-пэр. Но я стану приходить каждый-каждый день, милый, хороший бо-пэр!

— И когда появится ребенок? Ну, неважно. Почему вы изволили так поспешить, барышня? А известно ли вам, что сейчас еще не поздно было бы изгнать плод?

— Нет! — крикнула девочка. — Нет!

Это прозвучало так отчаянно, так гневно, как будто я на цепи волок ее к операционному столу.

— Почему вы изволили так поспешить, барышня? — спросил я еще раз.

— Тамаш хочет много детей, — сказала Катрин и разрыдалась громко. — И я тоже. А с детьми в этой маленькой комнатке мы не разместимся.

— Разумеется, нет, — сказал я. — Не говоря уж о том, что я терпеть не могу детскую кутерьму. Ведь и Тамаша я отправлял в Швейцарию не затем, чтобы он познакомился с вами, барышня, а потому, что он мешал моей работе. Вам, вероятно, известно, что работа для меня главное. И ничто иное в жизни меня не интересует.

— Я буду приходить каждый день, милый бо-пэр, — сказала Катрин.

— Мы и прежде жили с Жофи вдвоем, — сказал я, — проживем и теперь. Но как, однако, собираетесь вы раздобыть квартиру? Нынче ведь их не предлагают на каждом углу, как в те времена, когда я женился, себе на беду.

— Квартира уже есть, дорогой отец, — сказал Тамаш.

— Невероятно, — сказал я.

Сердце мое опять сжалось. Этого я не ожидал.

— Невероятно, — повторил я. — Надеюсь, где-то здесь поблизости?

— В Кишпеште. Совсем рядом с моей фабрикой, — сказал Тамаш.

— Понимаю, — сказал я. — И барышня намерена ежедневно навещать меня — из Кишпешта.

— Одна квартира в кооперативном доме оказалась свободна, — сказал Тамаш, — и если бы вы, отец, могли немного помочь…

— Деньгами? Всеми, сколько у меня есть, сынок.

Я еще поворошил в мозгу, который от волнения соображал медленней, чем обычно.

— Но разве не лучше было бы…

Я не договорил. С первой минуты, как заговорил Тамаш, я знал, что побит.

— Пустяки, — сказал я. — Просто подумал было, что, если бы не спех, можно бы купить квартиру здесь, неподалеку от меня, чтобы ребенок рос на здоровом пашаретском воздухе. А Тамашу я купил бы машину… Но оставим это, сынок! Ты говоришь, квартира в Кишпеште готова?.. Рядом с фабрикой?

— Можно переезжать хоть завтра, — сказал Тамаш.