Милый друг Натаниэл П.

– Помните, как читали какой-нибудь роман Диккенса, где восьмилетние мальчишки работают на фабрике или попрошайничают на улице? Читали и удивлялись, почему всем было наплевать? Ну, так мы ведь не так уж от них отличаемся. Просто лучше все скрываем – по большей части от себя самих. В то время люди, по крайней мере, оправдывали свое поведение презрением к беднякам.

– Если ты еще не заметил, – обратился к банкиру Джейсон, – у нашего юного Нейта острый приступ либеральной вины.

Джейсон как раз работал над статьей об эпидемии ожирения с предполагаемым названием «Не Позволяйте Им Есть Пирожное».

Прежде чем Нейт успел ответить, к нему повернулась Ханна. В одной руке она держала бутылку, другой осторожно ввинчивала в пробку штопор.

– Когда люди добровольно платят больше, делая покупки в магазинах «Здоровых продуктов», разве они, следуя твоей логике, не пытаются быть ответственными? Разве не для того они платят больше, чтобы не пользоваться преимуществами дешевого труда?

– Именно так, – горячо подтвердил Нейт. (По крайней мере, хоть кто-то внимательно его слушал!) – Но только выгоду от этих повышенных цен получают одни лишь акционеры «Здоровых продуктов». Стоит им только поместить на коробку с хлопьями картинку с лесбийской парочкой, и мы уже думаем, что она поступила из некоего райского уголка, где трудятся сторонники свободной любви. Нам удобно так думать, потому что таким способом мы покупаем чистую совесть. Точь-в-точь как и все прочее.

Он сделал паузу и перешел к заключению:

– В принципе, это марксистский аргумент – насчет неизбежности эксплуатации при капитализме.

– Для кого это эссе? – спросила, хмурясь, Аурит.

– Пока еще не знаю. Хочу сначала написать, а уж потом думать, поможет ли оно моей карьере или нет.

Аурит посмотрела на него так, как врач смотрит на опухоль, подозревая, что она злокачественная.

– И разве люди покупают еду в «Здоровых продуктах» не потому, что она полезнее?

Ханна вытащила наконец пробку, и бутылка облегченно выдохнула.

– Интересная идея, – прокомментировала Элайза, и Нейт подумал, что она прямо-таки необычайно, что ей было не свойственно, мила с ним. Может, они и впрямь, как она выражается, повернули за угол?

– И звучит интересно, – сказал парень, чье имя – Кевин или Девон? – Нейт тоже позабыл, но который, как он заметил, обрел голос, когда вино полилось свободнее.

– Давненько не слышал, чтобы кто-то называл идею марксистской в положительном смысле, – он подождал, пока Элайза подливала в бокал. – Пожалуй, со студенческих времен.

Нейт тоже протянул бокал.

Элайза наливала вино, стулья царапали ножками пол, кубики льда хрустели на зубах, вилки звякали о тарелки. Нейт прошелся взглядом по стоящим на полках книгам. Подборка впечатляла, выдавая и серьезный подход составителя, и хороший вкус. Чиклит[2] и женские журналы хозяйка держала в спальне.

– И все-таки какая разница между расиализмом и расизмом? – спросила наконец подружка Кевина/Девона.

– Расиализм, – с энтузиазмом начала Аурит, – это не столько неприязнь или предубеждение против какой-то группы, но и…

– А угадайте-ка, кто, по слухам, получил аванс в четыреста тысяч долларов? – перебил ее Джейсон.

Из уважения к Аурит ему никто не ответил.

– … приписывание личных качеств или… – Аурит выразительно посмотрела на Джейсона, – убеждений человеку…

– Грир Коэн, – закончил Джейсон.

– … принадлежащему к какой-то расовой группе.

Аурит никого не слушала. Услышав имя Грир, она состроила гримасу. Даже Ханна, которая в этот вечер произвела на Нейта впечатление не только приятной, но и умной женщины, подняла бровь.

– Молодец Грир, – Элайза произнесла это тоном степфордской хозяйки,[3] чьи хорошие манеры распространяются даже на отсутствующих.

– А кто такая Грир Коэн?

– Писательница. Вроде как, – объяснила Аурит Кевину-Девону и его подружке-юристу.

Со всех сторон тут же посыпались самые разные, преимущественно немилосердные, оценки таланта Грир и предположения насчет того, с кем она спала, а с кем только флиртовала.

– А я считаю ее хорошей писательницей, – заявила Ханна.

– Я не против ее писаний, – объяснила Аурит. – Мне не нравится ее готовность торговать своей сексуальностью и называть это феминизмом.

Нейт откинулся на спинку стула и вытянул ноги под стол. Присоединяться к обсуждению не тянуло. Недавно он тоже получил внушительный аванс (хотя, конечно, не соразмерный с тем, о котором шла речь) и потому мог позволить себе проявить великодушие.

Бокал снова опустел. За огромной деревянной салатницей стояла открытая бутылка. Нейт повернулся и потянулся за ней, на секунду заслонив собой всех от Элайзы. Она посмотрела на него исподлобья, виновато опустив голову, с кривоватой улыбкой, как будто намекающей на что-то непристойное; так, застенчиво, но и кокетливо, смотрит иногда женщина, признаваясь в не совсем традиционной сексуальной фантазии.