Милый, единственный, инопланетный

— Мы с ним долго разговаривали, ну, ты и сама в курсе… знаешь, он такой умный, — оживляюсь я. — Работает в российском представительстве “Google”, представляешь? И вообще он… довольно забавный.

— Забавный, — повторяет Лёлька со странным выражением.

— Если бы не тот инцидент… ну, то есть если бы я не напугала его тогда и не выбила из колеи… то, наверное, даже не подумала бы, что с ним что-то не так. Илья абсолютно нормально общается, ну разве что немного неулыбчивый и замкнутый, но очень интересный!

— Интересный, — эхом откликается подружка.

— Ага! Я ещё подумала: сколько среди нас таких людей? Мы ведь можем даже не подозревать, что у кого-то из нашего окружения есть подобные проблемы. Что, в конце концов, рядовой обыватель знает о синдроме Аспергера? А для таких, как Илья, каждый день — это борьба со стрессом…

— О, как тебя зацепило, — понимающе тянет Лёлька.

Я злюсь, что она в конце концов всё сводит к банальному взаимоотношению полов, однако желание поделиться с ней своими наблюдениями перевешивает, и я продолжаю:

— Вообще, у меня сложилось впечатление, что такие, как Илья, живут с ощущением постоянного… офигевания от окружающего мира. Знаешь, что он мне сказал?

— И что же? — иронично осведомляется она. Я морщу лоб и напрягаю память, пытаясь дословно воспроизвести так поразившую меня цитату.

– “Этот мир создан для людей с определённой операционной системой, идеально под него настроенной. То есть если остальные — Windows, то я — Mac OS или даже Linux”.

— Оригинально, — Лёлька хмыкает.

— Пойми, как человек Илья ничем не отличается от других людей, просто у него вся кодировка идёт по другим программам. Поэтому и возникают недопонимания…

— Ну, крутой чувак, что тут ещё скажешь, — тянет она насмешливо. — Только что ж вы координатами-то не обменялись?

Я сникаю.

— Да неудобно как-то. Он сам у меня не спросил, а я зачем буду навязываться?

— Неудобно, — передразнивает она. — Но, если честно… я рада, что так вышло.

— Почему?

— Да потому! Если всё, что ты говоришь, правда, и Илья не интересует тебя как парень, то интерес у тебя к нему получается “сверху вниз”.

— В смысле? — хмурюсь я.

— В смысле, исследовательский. Журналистский!

— Да не собираюсь я ничего исследовать! — злюсь я. Почему-то сказанное Лёлькой задевает.

— А он-то к тебе явно серьёзнее отнёсся…

Я фыркаю.

— С чего ты взяла?!

— Да он постоянно на тебя таращился, когда думал, что ты не видишь. Взгляд от тебя не отрывал! Так что… на фиг, на фиг. Не хватало тебе ещё такого… бойфренда.

— А что не так? — с нарочитой небрежностью спрашиваю я.

— Нет, ну Карик твой, конечно, первостатейное говнище… но после отношений с женатым заводить роман с… — Лёлька не находит подходящего слова, явно щадя мои чувства.

— Да какой роман, — устало отмахиваюсь я. — Просто Илья сумел меня удивить. Он какой-то инопланетный. И очень милый… Но я не смотрела на него как на мужчину, клянусь!

На самом деле, конечно же, вру. Совсем немножечко смотрела. Когда оценивала его мужскую привлекательность.

— Ну и слава богу, — Лёлька выдыхает с явным облегчением. — Не надо тебе такого “счастья”, Марин.

30

НАШИ ДНИ

Илья, сентябрь 2019

Кроме воспитательницы в детском саду, никто и никогда больше не заставлял меня силой смотреть в глаза собеседнику. Но страх — этот вечный, липкий, парализующий страх — остался… Меня до сих пор начинает тошнить от волнения, если я нечаянно встречусь с кем-нибудь взглядом, особенно если этот “кто-то” — незнакомец, от которого не знаешь, чего ожидать.

С возрастом я приучился хитрить: во время разговора всегда внимательно рассматриваю переносицу или лоб собеседника. Обычно люди не улавливают разницу. Может быть, поэтому я так плохо запоминаю лица — просто воспринимаю их по деталям, отдельными частями. Хотя у аспи вообще часто встречается прозопагнозия*. Глядя на человека, я вижу подбородок, рот, нос, бровь, глаз… но у меня не получается составить из этих элементов целую картинку и соотнести её с информацией о конкретной личности.

Именно по этой причине многие называют меня высокомерным и невоспитанным — я запросто могу не узнать знакомого, случайно встретившись с ним в нетипичной обстановке, и молча пройти мимо. В школе я различал одноклассников только по местам, на которых они сидели, и это служило им поводом для бесконечных тупых розыгрышей. Меня вообще было очень легко развести: к примеру, пара моих одноклассников менялась друг с другом местами за партой, а я, даже не подозревая об этом и не чувствуя подвоха, под дружный ржач окружающих обращался к Серёге — как к Диме, а к Диме — как к Серёге, а те подыгрывали мне и отвечали. Правда, всё это одноклассники проделывали лишь в те моменты, когда рядом со мной не было Руса — если, к примеру, он болел и не ходил в школу или отлучался куда-нибудь на перемене… В его присутствии меня обычно оставляли в покое, потому что Рус не любил глупых шуток и дурацких розыгрышей и всегда был готов полезть в драку.