Мимикрия в СССР

От нее я узнала, что во всем Ростове нет ни одной церкви. Есть церковь в одной из ближайших станиц и она хочет, чтобы я отпускала ее туда на полдня в воскресенье и годовые праздники; я конечно, с удовольствием согласилась. От последней остановки городского трамвая до станции нужно идти пять километров пешком, но она сказала, что она привычна ходить пешком и для нее это удовольствие. Она просила называть ее Ивановной.

28

Отношения нашего директора и гл. инженера очень ненормальные, к великому сожалению моему и Юсупова. Все, кто знает Николая Николаевича как специалиста, уважают и, я даже сказала бы, восхищаются его уменьем решать сложные технические проблемы немедленно, на месте, администратор же он, как говорится, "липовый". Человек очень мягкий и отзывчивый, он не мог требовать от своих подчиненных работы сверх сил или в тяжелых условиях; он также не мог настаивать на своем и перед директором. Например, пресс для вермишели потребовал немедленной остановки для затяжки сальника, Юсупов настаивал на остановке, а начальник смены надеялся, что пресс протянет до конца смены и побежал к директору, прося его не позволять Ю. останавливать пресс. Директор пришел и приказал Юсупову пресс не останавливать до конца смены. Ю. пожаловался гл. инженеру и просил его вмешаться, но Н. Н., промямлив что-то, вроде: "может, протянет", — не вмешался. Пресс не выдержал до конца смены, сальник прорвался и испортил много продукции. Все разозлились на Н. Н.: механик — за то, что он его не поддержал вовремя, мастер — за испорченную продукцию, а директор — за неполадки на фабрике. Директор называл его мягкотелым и шляпой.

Зато наш директор, тов. Грабарь, твердый как камень. Большой и очень сильный человек, он вначале поступил на работу как грузчик. Записавшись в партию, он очень быстро стал продвигаться по партийной лестнице и к тридцати пяти годам сделался директором комбината. Своим высоким положением и большой зарплатой он всецело был обязан партии и поэтому был предан ей душой и телом. Дни, а иногда и большую часть ночи, если он не бывал на партийных собраниях, он проводил на комбинате. Партия требовала повышения производительности, и он выжимал эту производительность всеми способами. Его любимыми словами, когда он говорил с подчиненными, были: кровь из носу, а давай! Надеясь на его покровительство стахановцы иногда предпринимали рискованные операции, могущие повести к поломке оборудования. На днях случилась довольно крупная авария с прессом. По мнению Юсупова, и я всецело это мнение поддерживаю, прессовщик-стахановец, желая увеличить выработку пресса за одно прессование, вывел из строя предохранитель и тем самым смог продлить ход пресса на пару сантиметров, как и следовало ожидать, он не рассчитал, насколько глубоко можно продолжать давление, и продавил дорогостоящую макаронную форму. Мастеру смены стахановец доложил, что предохранитель сломался сам, т.е. он был плохо отрегулирован или ненадежно закреплен. Когда об этом узнал директор, он поверил стахановцу, а не Юсупову, вызвал для объяснения главное инженера и обвинил его в технических неполадках да еще при этом выругал его неприличными словами.

Через несколько дней у нас опять случилась неприятность: во время ночной смены не хватило пара и часть макарон в сушилках, не высохнув вовремя, закисла. Утром, придя на службу, Н.Н., узнав об этом, сейчас же стал собираться домой, говоря, что у него мигрень. Вызвав меня к себе в кабинет, он сказал:

— В. А., у нас закисло немного макарон, так если директор потребует объяснений, пожалуйста, пойдите к нему и объясните, что последняя партия угля ни к черту не годится. Вот лабораторный анализ, эта партия содержит больше льда, чем угля.

— Но, Н. Н., директор не захочет слушать моих объяснений, я только конструктор.

— У меня нет помощника и вы ближайшее лицо, как бы мой заместитель.

— Вы не хотите идти к директору, зная, что он будет ругаться. Я тоже не хочу, чтобы он ругал меня.

— Вы хорошо знаете, вас ругать он не станет.

— Я этого не знаю. Почему это он не станет ругать меня?

— Дорогая, вы "наша родная советская интеллигенция"!

— Станет он с этим считаться, когда разозлится? Он грузчик и свои чувства выражает определенным языком.

— Он не дурак. Он знает, что если он станет говорить глупости, обвиняя в простое технический отдел и оскорблять вас, вы пойдете на него жаловаться… не знаю, куда, в обком партии, что ли? А я нет. Сделайте это для меня. Я уйду, если он вызовет меня, вы идите прямо к нему и объясните. А после обеда я приду.

Мне было обидно и больно за Николая Николаевича. Не мог дать отпор нахалу! Он, конечно, был прав, ругать меня неприличными словами директор не будет еще и потому, что я член ФЗК, но грубо отказаться слушать мои объяснения, сказав, что я вмешиваюсь не в свое дело, он может.

Вскоре директор прислал рассыльного за гл. инженером, и я пошла. Увидя меня, он удивился.

— Я звал главного.

— Я знаю, но его нет, и я думала, что если что-нибудь срочное, то я смогу помочь.

— Почему закисли макароны? Опять в котельной "шуры-муры "?