Мимино

— Была между вами личная неприязнь? Папишвили посмотрел на Валико. Тот отрицательно качнул головой.

— Нет, — сказал Папишвили.

А во дворе суда, беспрерывно дымя папиросой, метался Хачикян. Неподалёку, на скамейке, сидели пожилой мужчина, парень лет двадцати пяти и мальчик лет четырёх. Хачикян отбросил папиросу, подошёл.

— Друг, — обратился он к пожилому мужчине, — по глазам вижу — ты хороший человек. Там хороший парень погибает, он его пальцем не тронул, а этот... — Хачикян запнулся, посмотрел на мальчика. — Нехороший справку купил, а адвокат совсем маленький девочка — что делают, кому в руки судьбу человека дают! Ей в куклы играть. Как брата прошу, пойдем, дополнительным свидетелем будешь...

— Не могу, — сказал мужчина. — Адвокат — моя дочь.

— А... — Хачикян враждебно посмотрел на мужчину, перевел взгляд на парня.

— А я её муж, — сказал парень.— Она нас из зала выгнала — стесняется...

— Хачикян! — выглянула во двор девушка-секретарь. — Что я вас по всей Москве должна искать?!

— Слушай, дорогая, зачем волнуешься? Мне сказали: свидетели пусть удалятся, я удалился. — И Хачикян боязливо засеменил к дверям суда.

Возле дверей стояли симпатичный молодой человек в дублёнке и милиционер.

— Слушай, друг, — уголком рта, чтобы не слышал милиционер, зашептал Хачикян на ухо молодому человеку. — У тебя глаза хорошие, сразу видно — хороший человек...

К зданию суда подъехал крытый фургон с зарешёченным окошком.

— Поехали!— сказал милиционер и пошел к фургону.

Прикованный к милиционеру наручниками молодой человек в дубленке двинулся за ним. У машины он обернулся к Хачикяну:

— Извини, генацвале, некогда... ...Теперь суд слушал Хачикяна.

— Место рождения?

— Дилижан.

— Где работаете?

— Армтуннельстрой-два. Шофёр.

— Что вы можете рассказать по поводу данного инцидента?

— Все могу рассказать. Этот... — Хачикян ткнул пальцем в Папишвили.

— Потерпевший, — подсказала судья.

— Да, потерпевший... открыл нам дверь. а Валико-джан...

— Обвиняемый...

— А обвиняемый ему говорит: «Здравствуй, дорогой». А этот потерпевший говорит «Извини, я в туалет схожу». А она, — Хачикян показал пальцем на Тосю, — начал кричать: «Милиция, милиция!.. »

— Значит, вы утверждаете, что обвиняемый не наносил побоев потерпевшему? — спросил прокурор.

— Конечно, не наносил. Пальцем не тронул, клянусь Альбертиком! Потерпевший заперся в уборной, а обвиняемый не смог дверь сломать.

— Значит, дверь он ломал?

— Зачем ломал?

— Вы сами только что сказали...

— Слушай, дорогой, я русский язык плохо знаю. Просто постучался и сказал, что тоже хочет... Слушай, такие вопросы задаете, что даже отвечать неудобно.

— Ну а люстру он разбил?

— Да. Зачем буду отрицать. Люстру мы разбили. Когда домой пошли, обвиняемый её случайно покрышкой зацепил.

— У меня вопрос к свидетелю, — вмешалась адвокат. — Скажите, испытывал обвиняемый личную неприязнь к потерпевшему?

— Как не испытывал? Всегда говорил: «Такую личную неприязнь к потерпевшему испытываю — кушать не могу».

— А вот обвиняемый утверждает, что он не был знаком с Папишвили? — сказал судья. Хачикян посмотрел на Валико. Тот кивнул.

— Слушайте, откуда знаком? Я же говорю, потерпевший ушёл в туалет, а обвиняемый мне сказал: «Рубик, кто это такой? Я его первый раз вижу... »

— Вы сказали, что обвиняемый разбил люстру покрышкой. Как она там оказалась? — спросил прокурор.

Рубен Хачикян — артист Фрунзик Мкртчян

— Не разбил, а случайно зацепил.

— Хорошо, предположим... Ответьте на вопрос.

— Мы ему принесли. У него покрышки совсем лысые. Очень опасно ездить. Любители чем думают

— не знаю. Всегда аварию делают эти «Жигули». Прямо смотреть на них противно. Под ногами крутятся, крутятся...

— У нас не «Жигули», — крикнула Тося. — У нас «Волга». Врёт он все!

— Слушай, не мешай, — рассердился на Тосю Хачикян. — Я тебе не мешал, теперь ты помолчи! Судья постучала карандашом по графину.

— Чья это была покрышка? — спросил прокурор.

— Моя. Я Сурику купил. А у Валикджан деньги кончились, я хотел продать... чтобы ему одолжить.

— Что же он в Москву без денег приехал?

— Почему без денег? В ресторане туда-сюда закусил, выпил — и кончились.

— Вопросов больше нет, — сказал прокурор.

— Садитесь, — сказал судья Хачикяну. Хачикян сел.

— У меня вопрос к обвиняемому, — лысый заседатель повернулся к Валико. — Вот вы, вроде бы нормальный человек, пришли в квартиру, погнались за гражданином, разломали мебель. Какая-то причина должна быть.

Валико поднял глаза и встретился с напряженным взглядом Папишвили.

— Нет, — сказал Валико.

Папишвили чуть заметно ухмыльнулся уголком рта.

А перед Валико вдруг предстала картина: родная деревня и бегут по жёлтому полю навстречу вертолёту дети в разноцветных рубашонках...

— Таким образом, — заканчивал свою речь прокурор, — действия обвиняемого надо квалифицировать по статье двести шесть, часть вторая, и я прошу суд вынести меру наказания — лишение свободы сроком на два года.

— Вай! — Хачикян схватился за голову. Тося злорадно улыбнулась.

— Тише, товарищи! — потребовала судья. — Ваше слово, Светлана Георгиевна.