Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла

— Мой дешевле: две с половиной тысячи, включая плату сестре, которая ему ассистирует. Тайна гарантирована: он делает это на квартире — на вилле во Фрейнберге.

Взрыв, который за этим последовал, разом покончил со всем. Ее вялое тело вдруг напряглось как пружина, она вскочила с кровати и заорала:

— Ты шпионил за мной, паршивец!

Она рвала на себе волосы, потом бросилась на кровать, опять вскочила, налетела на меня и, так как я стоял неподвижно, словно прирос к месту, принялась трясти меня за ворот куртки. А я не двигался исключительно потому, что ровным счетом ничего не понимал, и, поскольку я все время твердил одно только слово: «Нет», совсем тихо и кротко: «Нет», она вдруг замолчала. Теперь у Мерседес был такой вид, будто в мозгу у нее внезапно сверкнула молния, озарив ее бесконечно тупое лицо светом познания. Она спросила:

— Долорес?

— Лисея, — ответил я.

Мерседес кивнула головой с видом глубокого удовлетворения и сказала:

— Вот свинья! — А после небольшой паузы добавила холодно, с остротой бритвенного лезвия и с несказанной грустью: — Я, я, я это придумала, а они пошли по моим стопам. Но первая придумала я.

Тут она сняла туфли, с туфлями в руках пошла в соседнюю комнату и принялась бить ими Лисею по лицу. А я схватился за свою фляжку, но не успел поднести ее к губам, как меня вырвало. За стеной шла потасовка, раздавались вопли, а я тем временем начал упаковывать свои чемоданы.

Вернулась Мерседес, совершенно обессиленная, села на кровать и сказала:

— В конце концов, мы ведь тоже должны на что-то жить.

Я не ответил ей, а кончив паковаться, пошел в ближайшее кафе и вызвал по телефону такси. Потом снес чемоданы вниз, в переднюю, и зашел к старику. Он сидел на диване, совершенно подавленный, и перебирал пальцами бахрому пледа.

— Что вам угодно? — спросил он, не глядя на меня.

Этого я и сам не знал; пока я раздумывал в поисках ответа, он опять спросил:

— Сколько там было?

Я сказал:

— Две тысячи пятьсот.

Он вынул бумажник, помусолив пальцы, извлек из него деньги и положил рядом с собой на диван, а я подошел и взял их оттуда. Он не шевельнулся, только сказал:

— Я сразу вас раскусил, с первого дня раскусил — вы мелкий, гнусный вымогатель.

Я повернулся и вышел; открыл наружную дверь и поставил с собой рядом чемоданы.

Мерседес стояла, прислонясь к косяку, и не сводила с меня глаз, а я только раз мельком взглянул на нее, на ее бледное лицо с накрашенным ртом — от уха до уха, с накрашенными бровями — от уха до уха: элегантная шлюха с хорошо стянутой талией, а на самом деле — такой же урод, как ее папаша. Тем временем из кухни несся вопль:

— Закройте дверь, сквозит!

Наконец подъехало такси, и я протиснулся между дверным косяком и бедрами. В маленькой гостинице случайно оказалась свободной та самая комната, в которой я остановился тогда, полтора года назад, и я почти всю ночь проплакал в подушку.

Назавтра, ближе к вечеру, я отправился к доктору Цаару, и этот изящный пожилой господин заявил:

— Ведь я недвусмысленно дал вам понять, что в этом деле уже ничего добиться нельзя.

Он сидел рядом со мной, подперев голову сплетенными в пальцах руками; в пепельнице тлела недокуренная сигарета.

— Он всегда жил только ради своих дочерей и к старости свихнулся на этом. Я полагал, что вы это заметили. — И уже в дверях, прощаясь со мной, изящный пожилой господин добавил: — Он тяжело болен, надо было его щадить.

Теперь уж я совсем не знал, что бы еще предпринять. Все дни напролет я просиживал в недорогих кафе, а когда мои часы и мой черный костюм надолго застряли в ломбарде, просто сидел в парке, считал проезжающие машины или капли дождя и все время в бессильной злобе думал: «Тайну она унесла с собой в могилу». Может быть, я при этом прибавлял: «Как вносят чемодан в купе». А может быть, еще: «Надо только хорошенько копнуть».

7

Я даже не знал, где ее могила, а у кладбищенского сторожа память заработала лишь после того, как я ее слегка подмазал. Я разорвал пополам стошиллинговый билет — я только что опять побывал в ломбарде — и дал ему одну половину.

— Вторую вы получите после того, как выясните, где эта могила. Вам придется только полистать ваши книги.

Уже на следующий день он указал мне могилу, однако на кресте значилось другое имя. Он сказал:

— Эта могила стояла заброшенная бог знает с каких пор, и сюда захоронили еще кого-то — прямо гроб на гроб, — так уж водится.

Я отдал ему вторую половину сотенного билета, а он сказал:

— Кто ж его у меня теперь возьмет?

— Любой банк, раз номера на обеих половинках совпадают.

Тогда он проверил номера и сразу повеселел.

После этого я — нарочно, пока он не ушел, — купил букет цветов и сложил руки, словно бы для молитвы.

Через некоторое время я был уже уверен, что найду эту могилу в темноте. Я ждал целую неделю, пока не наступило полнолуние.