Мимолетная страсть

Изабель вырвала руку и позволила себе побыть еще более дерзкой.

— Сэр, должно быть, вы приняли меня за кого-то другого! Если бы вы хоть что-нибудь знали обо мне, то поняли бы, что лимонаду я предпочитаю шампанское, а прогулка по саду не даст вам возможности украсть поцелуй. Во время балов и приемов сад леди Эвелин освещается особенно хорошо, чтобы не допустить подобных вольностей.

Она увидела в его глазах одобрение своему остроумию, оно согрело каждый дюйм ее облаченного в шелк тела.

Блэквуд подал ей руку.

— В таком случае давайте поищем шампанское, а потом… — Он нагнулся и прошептал ей на ухо; голос его щекотал, а слова возбуждали: — А потом мы попробуем потушить несколько факелов в саду.

От этого шепота по ее спине пробежала восхитительно приятная дрожь. Изабель следовало бежать под крылышко разумного и в высшей степени нравственного общества леди Эвелин. Или извиниться и удалиться в дамскую комнату, чтобы снова прийти в себя. Но она не сделала ни того ни другого.

Сегодня ей хотелось быть кем угодно, только не Изабель, старомодной вдовствующей графиней Эшдаун, женщиной, на которую ни один мужчина в жизни не посмотрел так, как смотрел сейчас Блэквуд. Это было опасно, это возбуждало, и этому невозможно было сопротивляться.

Изабель положила ладонь на превосходную тонкую шерсть его рукава, кинула на него соблазнительный взгляд, давая понять, что такие поступки для нее обыденны, и позволила увести себя в неизвестность.

Глава 2

Финеас совершенно не представлял, кто эта леди и почему она стоит, как часовой, в затененном дверном проеме, ведущем в кабинет Филиппа Реншоу.

Всех остальных женщин в зале он знал. Собственно говоря, он, вероятно, сумел бы угадать каждую из них даже в полной темноте, если бы возникла такая необходимость, — просто по прикосновению, запаху или вкусу.

Финеас целый час дожидался, чтобы она ушла оттуда и дала ему возможность сделать то, ради чего он пришел, — обыскать кабинет, но она стояла на месте и следила за ним из своего угла, причем словно ласкала его взглядом.

Она ничем не походила на женщин, обычно вызывавших его интерес. Ему нравилось, чтобы в постели с ним оказывались дамы, пользующиеся такой же дурной славой, как и он сам, желательно замужние, чтобы избежать риска запутаться в долгосрочных отношениях. В этой женщине чувствовалась сдержанность, делавшая ее неотразимой.

Она отвлекала его внимание, что ему сегодня было совсем не нужно, но проигнорировать ее он не мог, поскольку она стояла у него на пути.

Финеас снова оглядел ее. Ее наряд был потрясающим, даже несмотря на то, что скрывал все тело. Более того, имелся высокий воротник и целый ряд строгих крохотных перламутровых пуговок, плотно застегивающих тунику, так что соблазнительные пышные груди были надежно спрятаны под многослойной тканью. Это одеяние словно предназначено для того, чтобы отпугивать самые стойкие попытки добраться до ее тела, и у Блэквуда руки зачесались от желания попробовать.

И дело не только в уникальности костюма, а еще и в том, как леди в нем выглядит, как плавно и легко движется, создавая впечатление, что она некоторым образом более женственна и более притягательна, чем любая другая женщина в бальном зале.

Из-под полумаски без напускной стыдливости сверкали глаза, однако и они не давали и намека на то, кто она такая. Даже волосы были полностью спрятаны под вышитую шапочку и вуаль, и Блэквуд не мог догадаться, какого они цвета. Накрашенные губы подвижны и выразительны, и Финеаса обуяло желание попробовать их на вкус, однако он даже не мог сказать, красива она или нет. Нет, он совершенно уверен, что не знает ее, но очень хочет познакомиться.

Очень — и сразу по нескольким причинам.

Они стояли, попивая шампанское из высоких хрустальных бокалов и откровенно флиртуя под видом ленивого добродушного подшучивания. Это заставляло Финеаса попотеть, но все же он был мужчиной, умеющим выжидать и использовать любые средства, чтобы соблазнить женщину. Он не сомневался, что получит то, чего хочет, еще до окончания вечера — и прелести очаровательной леди, и ее имя, если, конечно, окажется, что она стоит его дальнейшего внимания.

— Смотрите-ка… Цезарь — это сэр Джон Анвин, вам не кажется? — спросил он.

— В самом деле, но леди, что с ним танцует, — это не его жена. Я очень хорошо знаю Примроуз Анвин, — колко ответила она.

— И я тоже, — протянул Блэквуд. Она кинула на него короткий взгляд, вспыхнула и снова потупилась, едва он усмехнулся. Значит, это вовсе не опытная кокетка. Положение становилось все интереснее. — Полагаю, с Анвином танцует Давина Сент-Клер, хотя она, вероятно, понятия не имеет, что ее Цезарь — это Анвин, — продолжал Блэквуд. Он бы узнал родинку в форме сердечка на роскошной груди Давины где угодно, а глубокий вырез костюма почти не скрывал ее прелестей. Анвин не спускал глаз с этой родинки.

Собеседница восхищенно взглянула на Блэквуда.

— Право же, милорд, полагаю, у вас в запасе слухов больше, чем за любым чайным столом, где сидят самые главные светские сплетницы!