Мимолетное знакомство (ЛП)

— Нееет, — говорит он, кончиками пальцев скользя по моей спине. Это простое движение заставляет все мои нервы встать дыбом, затрудняя мою концентрацию. — Она не склонна к чувству вины. Если она спросила, поедешь ли ты, то только потому, что она хочет, чтобы ты поехала. И ты увиливаешь от моего вопроса. — Он целует меня в макушку. — Ты можешь не отвечать, если не хочешь.

Как ни странно, но то, что он дает мне выход, заставляет меня захотеть ответить ему.

— Что ты хочешь узнать? — спрашиваю я, подняв глаза вверх и встречаясь с ним взглядом.

— Все.

Пусть получает свой ответ.

— Моя мама, Элла Мэй Сэмпсон, родилась в Плано, штат Техас, во время сильной жары летом 1965 года.

Нейт смеется.

— Умно.

Я беру минутку, чтобы собраться с мыслями, прежде чем снова начинаю рассказывать.

— Моя мама, она невысокая, как и я, и мы очень похожи. У нее прекрасные слегка волнистые светлые волосы, и она всегда убирает их подальше от лица. Она безумно умная и очень усердно работала, чтобы поступить в колледж, после того как мой отец оставил нас. Она вице-президент маркетинговой компании. На самом деле, она собиралась приехать в эти выходные, но в последнюю минуту ей пришлось отправиться в командировку.

Несмотря на то, что меня не было всего несколько дней, разговор о моей матери заставляет меня скучать по ней настолько сильно, что становится больно.

— Она, кажется, потрясающая.

— Да. Она одна из самых активных людей, которых я когда-либо встречала. Я, честно, не знаю, какой бы была моя жизнь, если бы не она.

— Твой отец, он ушел?

Я киваю.

— Да. После развода какое-то время он был рядом. Приходил увидеться со мной каждые выходные на протяжении года. Но однажды, я ждала, что он заберет меня, но он не пришел. С тех пор я его не видела.

Я чувствую сбой в дыхании Нейта, и его руки крепче обнимают меня.

— Сколько тебе было, когда это произошло?

— Одиннадцать. В то время мне было сложно принять это, — признаюсь. Я никогда никому не говорила этого, даже Итану. — Я не хотела верить в то, что он мог просто взять и бросить меня. — Поэтому я представляла, будто он осознал, что совершил ошибку и вернулся, наблюдая за мной на расстоянии. Например, я представляла, что он был в толпе в торговом центре, в толпе родителей, которые сидели на трибунах во время моей игры в софтбол. Это было жалко.

— Это не жалко, — говорит Нейт, его голос вроде как разбит. — Но я никогда не пойму, как кто-то может бросить своих детей.

— Думаю, для некоторых это легко, — кончиком пальца я вывожу крошечное сердце у него на груди, чтобы отвлечь себя.

— Как это возможно?

— Не знаю, — отвечаю ему. — Но страшно то, что иногда ты не знаешь, кто эти люди, пока не становится слишком поздно.

— Келли, — шепчет он, настолько тихо, что я практически не слышу.

— Он пытался связаться со мной пару лет назад, — признаюсь я. Это еще одна вещь, которую я никому не рассказывала, даже собственной матери.

— И что ты сделала?

— Ничего, — внезапная волна стыда поражает меня, когда я признаю это. Она приходит из ниоткуда, едва не перехватывая дыхание. — Я просто никогда не перезванивала ему.

— Даже для того, чтобы сказать, какую сильную боль он тебе причинил?

Я выпускаю небольшой смешок.

— Почему бы мне хотеть, чтобы он знал это?

Нейт перемещается на свою сторону и скользит рукой вниз, оборачивая ее вокруг моей талии. Несмотря на то, что наши тела не контактируют, как до этого, это положение кажется намного более интимным. Так я не могу спрятаться от него, его глаза всматриваются в мои.

— Думаю, это хорошо, давать понять людям, что они причинили тебе боль, — говорит он, и в его тоне нет ни намека на осуждение. — Как еще они осознают свои ошибки?

— Почему я должна быть ответственна за то, чтобы он стал лучше? — я стараюсь не звучать так злобно, как ощущаю себя.

— Не должна, — отвечает он с печальной улыбкой на губах. — Возможно, у меня идеализированное мировоззрение, не знаю.

Он тянется и обхватывает мои щеки ладонями, и я закрываю глаза и наклоняюсь к нему. У него определенно идеализированное мировоззрение, но это мне и нравится в нем, особенно учитывая, что я достаточно цинична за нас двоих.

— Неа, — отвечаю я, пытаясь поддразнить его. — Не у тебя.

— Твои чувства важны, Келли. Знаешь, я был засранцем в своей жизни... чаще, чем готов признать. И да, я знал тогда, что вел себя, как засранец, но когда, наконец, осознал, как это, на самом деле, повлияло на этих людей — когда они сказали мне, какую сильную боль я им причинил — это изменило меня. И, знаешь, те, кому я причинил боль, некоторые из них не получают преимущества от того, что видят, как я стал лучше. Но это те люди, которые научили меня, как относиться к людям, которых я люблю.

Заканчивая говорить, он тяжело сглатывает, и могу сказать, что он признался в большем, чем собирался.